Бедные люди. Записки из подполья
Шрифт:
Аничков мост. 1860-е годы. Фото А. Лоренса. Российская национальная библиотека.
Реакция Гоголя – несомненного «великого гения», в свете которого, по словам Белинского, работают «обыкновенные таланты», – на литературные новинки ожидаемо вызывала повышенное внимание современников, хотя чаще всего она была более чем сдержанной. «Бедных людей» Достоевского Гоголь прочитал спустя несколько месяцев после выхода «Петербургского сборника», и его впечатления известны из письма Анне Михайловне Виельгорской от 14 мая 1846 года. Оценив выбор темы как показатель душевных качеств и неравнодушия Достоевского, Гоголь также отметил явную молодость писателя: «Много еще говорливости и мало сосредоточенности в себе». Роман, по его мнению, был бы куда живее, будь он менее многословным. Тем не менее современникам было достаточно и такой сдержанной реакции для того, чтобы решить, что Гоголю все понравилось. В аналогичной ситуации, когда автор «Ревизора» слушал первую пьесу Островского «Банкрот» (впоследствии известную как «Свои люди – сочтемся»), практически сходный отзыв – о молодости, длиннотах и «неопытности в приемах» – расценили как свидетельство, что Островский «подвигнул» Гоголя, то есть произвел на него сильное впечатление.
Натуральная школа как литературное явление возникла в момент выхода в 1845 году альманаха «Физиология Петербурга», а название получила сразу вслед за этим от своего идейного противника – Фаддея Булгарина, издателя газеты «Северная пчела», в полемических статьях критиковавшего молодых представителей гоголевской школы за грязный натурализм. Издателем «Физиологии Петербурга» стал Некрасов, а идеологом – Белинский. Вместе они прямо заявили о сознательном желании сформировать в литературе новое направление, авторы которого заглянут во все замочные скважины и расскажут о скрытых прежде сторонах жизни. Помимо этого, в предисловии к «Физиологии Петербурга» Белинский предложил свою теорию литературного процесса, который создается совместно усилиями «гениев» и «обыкновенных талантов». Под «гением» авторы альманаха вполне прозрачно подразумевали Гоголя, принципы которого планировали развивать. Сентиментализм с его тягой к описанию эмоций и переживаний героев имеет с натуральной школой, казалось бы, крайне мало общего. Но и то и другое литературное направление в русском изводе относилось с большим вниманием к простым людям, и в том числе это позволило Достоевскому построить свой текст на пересечении именно этих двух традиций. Переписка, занима ющая временной промежуток от весны до осени, выдержана в духе сентиментализма, а кульминационной точкой становится эмоциональное чтение Макаром Девушкиным «Станционного смотрителя» Пушкина и «Шинели» Гоголя. Событийный же ряд романа подчиняется канонам натуральной школы, и здесь кульминацией становится отъезд и выход из переписки Вареньки Доброселовой. Это несовпадение сюжетных течений – переписки и «закадровых» событий – во многом обуславливает возника ющий в финале романа трагический эффект. Литературный критик Аполлон Григорьев даже придумал специальный термин для характеристики «Бедных людей» Достоевского – «сентиментальный натурализм»
Если учесть, что во время работы над «Бедными людьми» Достоевский занимается переводами Бальзака и дружит с Григоровичем, становится понятно, что его выбор темы во многом обусловлен литературным контекстом. Выход «Физиологии Петербурга» стал знаковым событием как декларация нового литературного явления, но, по сути, закрепил уже возникший несколькими годами ранее интерес русской литературы к обыденной реальности и простым людям. И если простые люди и их чувства уже становились объектом изображения в рамках сентименталистской традиции, в частности в творчестве Карамзина, то обыденная реальность во всех ее проявлениях довольно долго ускользала сначала от писателей-сентименталистов, а потом и от романтиков. Именно поэтому начало 1840-х годов было отмечено возникновением мощной очерковой традиции с оглядкой на французский натурализм, в рамках которой русскоязычные авторы бросились с этнографической точностью описывать устройство города как пространства для жизни, повседневные дела и быт простых людей.
Одним из первых открыл этот мир Александр Башуцкий в альманахе «Наши, списанные с натуры русскими», также вдохновленном французской очерковой традицией и альманахом «Французы, нарисованные ими самими». Одновременно с «Физиологией Петербурга» Яков Бутков запустил сходный проект – сборник «Петербургские вершины», который пользовался популярностью у читателей, но конкурировать с некрасовским альманахом не смог, потому что не предлагал никакого концептуального осмысления интереса к быту социальных низов. Натуральная школа довела этот интерес до критической стадии, опустившись, согласно упрекам того же Булгарина, до изображения совсем неприглядных сторон жизни, чтобы через этот нехарактерный для литературы того времени материал найти новую форму и выработать новый язык для дальнейшего многослойного развития русской литературы. Отвечая Булгарину, Белинский в критической статье обещал, что после выработки необходимого инструментария писатели естественным образом перейдут к изображению и более приятных вещей, но уже в новой манере. В этом смысле «Бедные люди» Достоевского оказались органично встроены в литературный процесс своего времени.
Петр Боклевский. Варвара Доброселова. Иллюстрация к «Бедным людям». 1840-е годы. Государственный историко-художественный и литературный музей-заповедник «Абрамцево».
К моменту написания романа «Бедные люди» в русской литературе, несомненно, сложилась основательная традиция говорящих фамилий – одни только персонажи «Горя от ума» Грибоедова породили немало исследований на эту тему. Однако по большому счету не всегда можно отчетливо различить ситуацию, когда автор намеренно дает герою фамилию, призванную помочь читателю сориентироваться и рассказать о характере и функции персонажа, и ситуацию, когда смысл можно вчитать в фамилию героя в силу узнаваемого корня. Если считать, что Достоевский следует и этой гоголевской традиции, но, как и в остальном, сильно снижает комическую составляющую, то и Девушкин, и Доброселова могут быть говорящими фамилиями: в первом случае это указание на непосредственность, наивность, добросердечность и чувствительность героя, а во втором – на благонамеренность и чистосердечие. Однако традиционно образы носителей говорящих фамилий бывают лишены психологической многослойности и эволюции в произведении: Скалозуб у Грибоедова или Ляпкин-Тяпкин у Гоголя в целом неизменно проявляют черты характера, акцентированные таким образом. Между тем и Макар Девушкин, и Варенька Доброселова изначально не слишком прозрачны в своих интенциях, а кроме того, проходят немалую эволюцию за время переписки. Если же говорить об имени, то, как отмечал, в частности, литературовед Моисей Альтман, в одном из писем Макар Девушкин сетует, что из него «пословицу и чуть ли не бранное слово сделали», отсылая к поговорке: «На бедного Макара все шишки валятся». В этом случае и имя, и фамилия главного героя вполне в духе натуральной школы вносят в образ элемент типизации.
Формально Варенька Доброселова приходится Макару Девушкину родственницей. Но, несмотря на то что Достоевский дает им общее отчество – Алексеевич и Алексеевна, родство между ними дальнее. Как становится понятно по ходу переписки, Макар Девушкин ранее помог Вареньке сбежать из дома Анны Федоровны, продолжает помогать с устройством ее быта, часто себе в ущерб, и заботится о ней и сопереживает ей, руководствуясь родственными чувствами. Во всяком случае так Девушкин сам обосновывает участие в судьбе Вареньки в своих письмах. На деле же его чувства к ней гораздо сложнее. Из письма Девушкина после прочтения «Станционного смотрителя» Пушкина видно, что он примеряет на себя судьбу Самсона Вырина, покинутого дочкой, которая сбежала с заезжим ротмистром Минским. Отвечая на высказанное Варенькой желание уехать и больше не тяготить его, Макар Девушкин называет себя стариком и вопрошает, что же он будет без нее делать, после чего сразу же делится с ней своими впечатлениями от прочтения повести Пушкина. Есть в его чувствах и романтическая привязанность, хотя в письмах он намеренно подчеркивает, что будет со стороны смотреть на счастье Вареньки, если такое случится. Есть и желание любыми силами удержать ее рядом с собой заботой, чтобы Варенька не чувствовала нужды и не стремилась к переменам в жизни: в ответ на упоминание о возможности таких перемен Макар Девушкин неизменно выражает сомнения в их целесообразности.
Макар Девушкин и Варенька Доброселова действительно живут если и не строго напротив друг друга, то по крайней мере так, что Девушкин имеет возможность наблюдать за окном Вареньки, о чем часто и сообщает в письмах, делая выводы о настроении и самочувствии хозяйки комнаты по поло жению занавески. Однако, физически имея возможность просто зайти к ней в гости, он делает это крайне редко, поскольку опасается слухов, людской молвы и того, что о нем и о Вареньке «подумают». Сложно судить о том, насколько оправданны его опасения, учитывая его родство с Варенькой. Но факт проживания незамужней молодой девушки одной действительно сам по себе мог восприниматься неоднозначно, и наличие помощницы Федоры в деле сохранения репутации никак не помогало. Учитывая такое пограничное положение Вареньки, Макар Девушкин опасается слишком часто навещать ее, чтобы не давать повода для слухов. С другой стороны, Макар Девушкин практически сразу, в первых же письмах сообщает, что переписка несет для него дополнительный смысл: жалуясь на отсутствие «слога» и хорошего образования, он использует пространство переписки для своего рода тренировки и ближе к финалу даже отмечает с удовлетворением, что у него начал «слог формироваться». Отъезд Вареньки означает для него, помимо прочего, крах этих амбиций, так что он даже не может удержаться и пишет ей об этом в последнем, по-видимому, уже не отправленном письме.
Как и Макар Девушкин, Анна Федоровна приходится Вареньке Доброселовой дальней родственницей, и с этим персонажем связаны многие непроясненные мотивы романа. Так, именно Анна Федоровна принимает у себя в доме Вареньку и ее мать после того, как умирает глава семейства – отец Вареньки. Делает она это по собственной воле, однако довольно быстро начинает попрекать бедных родственников куском хлеба, а после и вовсе сватает Вареньку господину Быкову. Так господин Быков появляется в романе первый раз. Сватовство заканчивается тем, что Варенька в негодовании бежит из дома Анны Федоровны, где оставляет любимую кузину Сашу. Встретив ее после, Варенька в отчаянии пишет Макару Девушкину, что «и она погибнет», прозрачно намекая на то, что господин Быков вместо предполагаемой женитьбы на Вареньке ее обесчестил. Она даже передает Макару обидные слова Анны Федоровны, что «не на всякой же жениться». Это вполне объясняет, почему теперь Варенька может в нарушение приличий жить одна (ситуация все равно уже вышла за рамки приличий) и почему Макар Девушкин так сильно боится слухов, которые пойдут, если он будет слишком часто ее навещать. И Варенька в своих письмах рассказывает о нескольких эпизодах, когда к ней приходили странные господа с неясными намерениями и только появление Федоры спасало ее в эти неловкие моменты. Фигура Анны Федоровны возникает и в момент второго появления в романе господина Быкова – на этот раз в связи с историей бедного студента Покровского, в которого была влюблена Варенька. Известно, что мать студента Покровского была спешно выдана замуж за его отца с прида ным от господина Быкова, а сам студент Покровский всегда находился под личной опекой господина Быкова, который и поселил его в итоге после ухода из университета в доме Анны Федоровны. Вареньку же не раз удивляло, как пренебрежительно сын относится к своему добрейшему отцу. В этой ситуации не лишено логики предположение, что именно господин Быков и является отцом студента Покровского, а спешное нелепое замужество его красавицы-матери стало попыткой спасти ее репутацию. Таким образом, Анна Федоровна, чей род занятий остается неизвестным, хотя она, по словам Вареньки, постоянно отлучается надолго из дома, неоднократно помогала господину Быкову в щекотливых ситуациях и, возможно, пытается отыскать новое место жительства Вареньки, чтобы уладить еще одну историю, закончившуюся побегом из ее дома.
Почтальон. Из фотографической серии «Русские типы». 1860–1870-е годы. Музей антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН.
Стиль писем Макара Девушкина и правда был одним из самых проблематичных для современников вопросов в восприятии романа. Откуда взялась такая манера у обычного титулярного советника, мог ли он в действительности так говорить или писать, не слишком ли Достоевский ударился в стилистические игры – все это активно обсуждалось сразу после выхода романа. Сильно замусоренный язык Макара Девушкина – чего стоит одно обращение «маточка» по несколько раз на письмо, не говоря уже о сотнях уменьшительных суффиксов, – выглядит особенно контрастно по сравнению со спокойным, правильным слогом Вареньки Доброселовой. И в этом отношении ничего не изменилось даже при сокращении, которому подверглись «Бедные люди» после первой публикации. Однако наблюдения над текстом романа показывают, что не всегда Девушкин выбирает для своих писем именно такой стиль. «Шумная улица! Какие лавки, магазины богатые; все так и блестит и горит, материя, цветы под стеклами, разные шляпки с лентами. Подумаешь, что это все так, для красы разложено – так нет же: ведь есть люди, что всё это покупают и своим женам дарят» – детально, но вполне стилистически нейтрально описывает Девушкин свою прогулку по Гороховой улице в письме от 5 сентября, которое называют физиологическим очерком внутри романа. Но едва он доходит в своих мыслях до Вареньки – «Про вас я тут вспомнил», – как стиль резко меняется: «Ах, голубчик мой, родная моя! как вспомню теперь про вас, так все сердце изнывает! Отчего вы, Варенька, такая несчастная? Ангельчик мой!» Как минимум Девушкин может изменять стиль в зависимости от темы, а если принять во внимание его стремление совершенствовать собственный «слог», то обилие уменьшительных суффиксов вполне можно считать его сознательным выбором в общении с Варенькой.
Андреевский рынок на Васильевском острове. 1910-е годы. Фотограф К. К. Булла. Государственный Эрмитаж.
Макар Девушкин всю жизнь служит титулярным советником, постоянно бедствует, но в его письмах не видно никакого стремления ни сделать карьеру, ни сменить род занятий. «Я ведь и сам знаю, что я немного делаю тем, что переписываю; да все-таки я этим горжусь: я работаю, я пот проливаю», – сообщает он в письме от 12 июня. Помимо того, что он считает такой труд честным, он также убежден, что кто-то все равно должен этим заниматься. Можно сказать, что Девушкин не только не думает о смене профессии, но и гордится тем делом, которым он занимается. По ходу переписки, впрочем, выясняется, что у него все-таки есть «амбиция», однако она, судя по словоупотреблению, связана с его репутацией – с тем, что могут подумать о нем другие. Именно «амбиция» заставляет его скрывать свое бедственное положение. Она же страдает, когда он читает «Шинель» Гоголя, где бедственное положение Акакия Акакиевича выносится на всеобщее рассмотрение, она же не дает ему попробовать реализовать себя в литературе. Так, Макар Девушкин признается Вареньке, что ему бы было приятно, если бы был, например, опубликован сборник его стихов. Однако из текста писем неясно, собственно, пишет ли он эти стихи, а из его описания собственных предполагаемых эмоций в случае выхода такого сборника можно узнать, что больше всего он боится, что в нем узнают не только автора, но и бедного чиновника, скрывающего свою бедность. Мироустройство Девушкина фактически полностью лишает его возможности для маневров и выхода из его плачевного состояния. Но даже относительно поправив свои дела ближе к финалу романа дополнительной работой, он не меняет ни образа жизни, ни взглядов. Бедный человек Достоевского прочно заперт в своей бедности – далеко не только материальной.