Бег к смерти
Шрифт:
– Маньяк! Маньяк объявился! – по-кликушечьи заголосила толстая баба с авоськой, три минуты назад вышедшая из того самого подъезда.
– Однозначно маньяк!.. У него там десяток заложников!.. Одного за другим расстреливает!.. Самолет до Стамбула требует!!! – вразнобой вторила ей кучка незнамо откуда взявшихся всезнающих зевак обоих полов.
– Номер! Номер квартиры! Живо! – бестактно тряхнул за плечо
Вопреки клеветническим заявлениям зевак, никаких заложников в квартире не наблюдалось. Андрей был совершенно один, если не считать скорчившегося у ног Кошелева трупа чернявого, отдаленного похожего на жука мужчины.
– Брось оружие и останешься жив, – тихо, властно скомандовал Федоров.
– Ну-у-у не-е-ет!!! – сатанински расхохотался бесноватый, вскидывая «ТТ».
Оба выстрелили одновременно и практически в упор. Однако Господь Бог помиловал верного раба своего. Выстрел Кошелева лишь слегка задел левое плечо Виталия, а крупнокалиберная пуля федоровского «макарова» разворотила Андрею грудную клетку и отбросила мертвое тело к стене.
Милиция со «Скорой помощью» приехали весьма оперативно – пяти минут не прошло. Рану Федорову сноровисто обработали, перевязали и незамедлительно потребовали объяснений. Он предъявил документы, разрешение на ношение оружия и вкратце описал произошедшее. Остальное дополнили красочными подробностями сбежавшиеся соседи, оказывается, отлично знавшие, чтотут творилось... Дожидаясь окончания составления протокола, Виталий устало опустился в кресло. В комнате воняло потом, кровью, паленым мясом, пороховой гарью... и злом!!!
Неожиданно взгляд Федорова наткнулся на большой фотопортрет полной пожилой женщины с пронзительными черными глазами.
«Лычкова Лилия Петровна. 1949—1999 гг.» лаконично сообщала надпись печатными буквами на укрепленной под рамкой белой табличке в траурном ободочке.
– Умерла, сердешная. Прошлым летом. В один день с сыном Тарасом. Парень, говорят, отравился чем-то! – услужливо доложил Виталию один из соседей-понятых, седенький клочковатый дедок, сильно напоминающий старого взъерошенного скворца.
Федоров механически кивнул.
– А доченьку младшенькую, лапулю ненаглядную, тот негодяй сегодня прикончил, – продолжал «скворец», указывая на труп Кошелева. – Бедная Лиля небось в гробу перевернулась! Столько добра людям принесла, а взамен... Ай-яй, кошмар! – Дедок уныло повесил длинный горбатый нос.
– Она занималась целительством? – негромко спросил разговорчивого понятого Виталий.
– Да-да, многих вылечила! Особенно алкоголиков! Не счесть числа! – шепеляво залопотал клочковатый старикашка. – Большой души женщина была! Буквально святая!
– Вы ошибаетесь! – сквозь стиснутые зубы недружелюбно буркнул начальник СБ.
– Ась? Чего? – придурковато встрепенулся неряшливый «скворец».
– Да так, ничего! – Федоров демонстративно отвернулся. «Вот, Андрюха, и закодировался ты от пьянства, – с щемящей тоской в сердце подумал он, – «исцелился»... от жизни! Впрочем, сатана уничтожил и ту особу, которая преданно ему служила! Даже ведьмино потомство не избежало страшной безвременной кончины!.. Что ж, вполне закономерно. Глупо ожидать благодарности от злейшего врага рода человеческого!»
«Могут ли сатанисты ждать от рогатого „папаши“ отцовского покровительства?.. Калиостро внушал всем мысль о собственном могуществе, но трусливо выдал свои тайны суду инквизиции и сгнил в каземате. Кроули проповедовал: „Сатана – это свет и любовь“. Умер в нищете, в грязной лондонской гостинице от передозировки наркотиков... Чарльз Мэнсон стремился к безграничной свободе действий, а ныне отбывает пожизненное заключение... Тысячи юных гордецов в стремлении к обещанному „полету духа“ стали рабами руководителей сект... А там, за чертой смерти никакой благодарности они не дождутся. Там раздается смех инфернальных эгоистов: иди сюда, дурачок (на муки вечные. – И. Д.). Как хорошо, что ты не на небе, а здесь!» (Ю. Воробьевский. «Точка Омега». М., 1999, с. 227—228, 230).