Бег в золотом тумане или Смерть за хребтом
Шрифт:
Сергей Кивелиди переехал в Москву, открыл там фехтовальный зал, который очень скоро стал модным. Но от судьбы далеко не уйдешь: он опять с кем-то не договорился, все бросил и вернулся в родной Душанбе. Сейчас он собирает надежных
Федя тоже переехал в Первопрестольную. Около месяца он, не торопясь, обстоятельно выяснял, где без большого риска с денежного вклада можно получить неплохие проценты. В конце концов, счет он открыл в сбербанке. Через неделю, вдосталь налюбовавшись нулями в сберкнижке, Федя снял половину денег и купил в Копотне просторную трехкомнатную квартиру. Въехав в нее, тут же занялся изучением химических книжек и руководств и настолько преуспел в лакокрасочном деле, что смог выкрасить свою голову в неувядающий красный цвет. Затем, – поиски были недолги, – нашел где-то на бульварах неудачливого литератора и вместе с ним выработал концепцию красноголовых. Этот труд был опубликован в виде брошюры тиражом 2000 экз., а в кратком изложении – в виде бесчисленных листовок. Основные положения концепции указывали пути освобождения человечества от греха смертоубийства. Литератор, прочитав пахнущий еще типографской краской труд, прослезился и попросился в секретари. В душе, в порыве сопричастности, он был бы не прочь окрасить и свою голову в красный цвет, но Федя отверг его просьбу – богу – богово, кесарю – кесарево, а убийце – красная голова. Спустя несколько месяцев только в Москве общество насчитывало несколько десятков красноголовых членов и членов-корреспондентов, в основном из числа вышедших в тираж уголовников.
Дело продвигалось трудно – попытки извратить идеалы движения стали обыденными как со стороны легкомысленных стиляг, так и со стороны потенциальных и скрывающихся убийц. Люди не принимали его идей всерьез. Иногда, по ночам, Федя рыдал от бессилия – вместо покаяния общество скатывалось в фарс... Федя догадывался, что массы не были способны понять и принять цели движения по причине неразвитости глубоких чувств, а высшие же слои общества, состоя в активной своей части из волков и шакалов, не могли в натуре ступить в ряды защитников овец. Спасала Федю неколебимая уверенность в том, что он не отступит. “Я спасся, я выскочил оттуда, где и слова-то “выход” нет, – думал он, вырываясь из тупика отчаяния. – И если я остановлюсь, то опять попаду туда. А это невозможно!”
И он боролся. Мира он не спас, но несколько человек ему благодарны.