Бег за воображаемым кроликом
Шрифт:
– Убби, - Тисса подошел и тоже принялся наполнять объемистую корзину, - скажи, ты же был в Безмолвных горах?
Парень перевел взгляд на Тиссу и медленно кивнул.
– А что там произошло? Ты помнишь, расскажешь?
Убби испуганно распахнул глаза и замотал головой:
– Не знаю, никто не знает. Страшно, и холодно, и снег, снег, снег и тени в снегу. Никого вокруг, и тени, и шепот. Страшно.
– Звери?
– Тисса мало что понял из сумбурного бормотания.
Убби только сильнее замотал головой.
–
– Совсем никого?
– нет ответа.
– А почему страшно?
– Снег, - Убби кинул последнюю охапку дров в корзину и торопливо поволок ее к крыльцу.
– Постой, не бойся. Объясни. Дай я тебе помогу.
Но Убби уже втащил корзину на крыльцо, проворно открыл дверь, втолкнул корзину внутрь и сам шагнул через порог. Тяжелая дверь тут же захлопнулась, оставив Тиссу в одиночестве снаружи. Вот дела... Что же там происходит на горе такое? Не может же нормальный человек сойти с ума от снега?
Черный конь, прядая ушами, не спускал с Тиссы глаз.
У кромки леса, слившись в надвигающихся сумерках с молодыми деревцами, стоял еще один наблюдатель. Красные ленты ниспадали поверх черного, как базальтовый камень, балахона. Руки в красных чешуйчатых перчатках были скрещены на груди. Из-под капюшона на мир смотрели два теплых пламени.
– Вот ты какой, маленький человечек. И как ты оказался в этой большой игре? Куда-то выведет тебя ход вероятностей...
Хранитель миров думал было подойти поближе, но черный конь у крыльца точно запаниковал бы, а обнаруживать себя перед Анной он не планировал. Пока.
От кузнеца они выехали поздно. Дождя не было, и тем яснее теперь ощущались осенние сумерки. Подкованная лошадка шла почти неплохо, но Анна сразу пустила своего коня довольно бодрой рысью, и Тисса с затаенным беспокойством пытался прикинуть, долго ли продержится его лошадь. Лишь бы не споткнулась. И лишь бы не встала посреди леса. И лишь бы еще чего... Но, похоже, лошадь попалась смирная и понятливая: ей, видно, тоже не нравилась перспектива заночевать на дороге, и она упорно держалась за Воронько, стараясь не отставать.
Сумерки незаметно все-таки превратились в ночь, Анна была вынуждена перевести коня на шаг: под пологом леса было совершенно темно.
– Может, нам стоило заночевать в Хамельне?
Анна, наверное, покачала головой:
– Нет. Нам сейчас следует двигаться как можно быстрее. Кузнец этот подозрительно много вопросов задавал - не понятно, к чему. Да и тавернщик, не ровен час, за нами потянется или кого еще натравит. Когда все спохватятся, нам лучше быть подальше.
– А почему ты кузнецу рассказала?
– Шило в мешке не утаишь. Всяко узнал бы - так пусть лучше знает то, что мы ему рассказали. Да и на его реакцию глянуть интересно было.
– Куда мы сейчас?
– В Торкведок. Есть тут такая деревенька, в ней даже постоялый двор имеется.
– Ясно.
– Как
– Не знаю. Мне кажется, устала. Да я сам устал.
– Осталось немного.
Они продолжили переговариваться ни о чем. Так, чтобы только не потерять друг друга в темноте. Чувство времени начало отказывать, и Тисса попытался считать шаги и удары сердца, но, постоянно отвлекаясь на разговор, сбивался. Иногда, когда лес чуть расступался, через кроны деревьев можно было разглядеть темно-серую пелену облаков, и тогда казалось, что ночь еще не полностью накрыла мир, и может стать еще темнее. Обманчивое чувство.
Торкведок появился перед путниками неожиданно. Дорога резко вильнула влево и прижалась к высокой, в два человеческих роста, стене из вбитых в землю деревянных кольев. Деревья росли по обе стороны от стены, и казалось, что частокол тоже когда-то вырос на этом месте, сам по себе. От кого они построили здесь такую стену?
Ворота были открыты - заходи, кто хочет. Странно. У одного из ближних дворов на калитке висел фонарь, и его крошечное пламя было единственной светлой точкой в спящей деревне. Туда-то Анна и направилась, соскочила с коня, зашла во двор и, обойдя дом, постучала в закрытое ставнем окно:
– Ольрих, старый плут, открывай!
– Кого принесла нелегкая? Иди своей дорогой, - ответил сонный голос.
– Моя дорога привела сюда, открывай уже.
Наверное, это был какой-то пароль, потому что вместо ответа в доме зажегся свет, а Анна вернулась и, взяв коней под уздцы, направилась к стоящему в глубине двора сараю. У дверей их нагнал старик-хозяин:
– Анна, демоны лесные, ты что так поздно, ночь же на дворе!
– Прости, Ольрих, подзадержалась в пути.
– И опять не одна!
– старик лихо подмигнул, открывая двери.
– Как обычно?
– Да.
– Шесть серебряных, деньги вперед.
Что? Сколько? У Тиссы, кажется, глаз дернулся. Да столько за ночь лучшие гостиницы Столицы не берут.
– По одному за ужин, по два - за корм лошадям, ночлег бесплатно, - Ольрих правильно истолковал заминку. Анна кивнула:
– Нормальная цена, когда выбора нет.
Заполучив монеты, Ольрих вышел, но скоро вернулся, таща мешок овса. Да уж, на этом дворе даже лошади получают еду раньше людей.
– Что, Анна, снова на Гряду собралась?
– Не твое дело, - незлобно ответила девушка.
– И то верно.
– Тихо у тебя тут, а, Ольрих?
– Да не то слово. Как повымерли все. Но осень же, скоро потянутся, сначала ходоки, как ты, потом, к зиме, охотники.
– Вольный на твоих ругался прошлой зимой.
– Жадничает он - зверья на всех хватит.
– Ну-ну, а ты не жадничаешь? Шкурами же с них берешь.
– Я? Да я еле концы с концами свожу, ты ж знаешь.
– Ага, знаю, конечно. Я тебя предупредила, в общем, дальше ты сам думай. Что там с едой-то?