Беглец из Кандагара
Шрифт:
— Ну, товарищ полковник, это вы уже через край хватили! — недоверчиво улыбнулся майор. — Американцы высаживались у нас в Архангельске как интервенты в начале прошлого века. Но тогда было смутное время революции. А сейчас им Советский Союз явно не по зубам окажется.
— Будет просто прекрасно, если я ошибаюсь, — хмурясь, проворчал полковник. — Но здесь не Москва. Лучше расскажите мне, где искать этого Гесса? В каком бараке?
— А зачем я с вами поехал? — обиженно засопел Рукавицын. — Всё покажу: сами увидите, как они живут и заслуживают ли насильственного обезличивания и обезволивания.
— Так вы, майор, похоже, несмотря на запрет, уже бывали на острове, поскольку так подробно знаете всё о житье-бытье островитян? — прищурился Юрий Михайлович. — А как же Указ о необеспечении заключённых никакой информацией и запрещении вообще какого-либо общения?
— Как, как? — насупился майор. — Так вот! Так получилось! Сами увидите, что я вам рассказывать буду? Ведь говорят же: лучше один раз увидеть, чем сотню раз услышать.
— Ладно, увидим, — согласился полковник.
На этом их разговор прекратился, тем более что остров был уже близко и возле причала из понтонов виднелись люди.
ГЛАВА 2
Тюрьма Ландсберг считалась местом, откуда невозможно сбежать. Собственно, трудно найти на Земле подобное заведение, где служащие утверждали бы обратное. Однако Ландсберг был историческим местом во всём видимом и невидимом пространстве близ Мюнхена. Стоит лишь вспомнить начало XIV века и начало года, когда весна взбудоражила Париж, а заодно и всю Европу сожжением на костре Жака де Малэ, магистра ордена тамплиеров. Ландсберг тогда был одной из опорных крепостей ордена «бедных рыцарей».
Сожжение гроссмейстера послужило кульминацией мировой битвы, особым моментом вечно сражающихся на Земле сил. На несколько дней раньше разыгранного сожжения магистра Филипп IV Красивый, король Франции, разослал с негласного благословления Папы указ, в котором приказал лишить орден власти и влияния во всех доступных и недоступных местах одновременно. Но Ландсберг не оказался слишком доступным, и «бедные рыцари», как именовали себя тамплиеры, долго отбивались, чем немало досадили «победившему» противнику.
Когда же Ландсберг стал выполнять историческую роль тюрьмы, это ничуть не повлияло на его рейтинг. Наоборот, считалось, что если уж попал кто сюда — назад на свободу все пути обрезаны и восстановленными быть вряд ли могут. То есть каждый заключённый имел свои права и срок: одним продлевали пребывание в тюрьме за провинности, другим просто обещали обязательно освободить, но только завтра или же послезавтра. Главное — научись терпеливо ждать!
Собственно, это изобретение с продлением заключения на неизвестное время послужило примером для НКВД при организации и комплектации российских исправительных лагерей смерти. Более того, дурной пример обещания каких-либо привилегий и последующего невыполнения обязательств стал передаваться в партийной верхушке Советской России как символ и сущность власти по наследству.
А в немецкой тюремной крепости некоторых заключённых иногда всё-таки освобождали, но очень уж неохотно. Тюремное начальство пыталось не ударить лицом в грязь перед любимым правительством и с честью отстаивало звание самой образцовой тюрьмы на свете.
Профессор Мюнхенского университета Карл Хаусхофер прибыл сюда на свидание с одним из своих неординарных ассистентов. Томившегося здесь после известного Мюнхенского пивного путча Рудольфа Гесса следовало увидеть хотя бы для того, чтобы дать оному необходимые поведенческие указания и произвести разборку неправильно выполненных приказов. Более того, заключение Рудольфу Гессу помогал переносить сосед по камере Адольф Шикльгрубер. Этот молодой человек хотя и не дослужился за время минувшей войны ни до каких высших чинов и званий, но сумел обратить на себя внимание совсем другими чертами характера и поведения в обществе.
К тому же профессора удивил тот факт, что Рудольф Вернер Рихард Гесс после неудавшегося пивного путча сбежал в Австрию, но вскоре сам вернулся в Германию и добровольно сдался властям — по той простой причине, что его близкий друг Адольф Шикльгрубер находился в заключении в замке Ландсберг. Власти удовлетворили просьбу добровольно сдавшегося Гесса и посадили обоих молодых людей в одну камеру. Даже печатную машинку «Ремингтон» им выделили. Поэтому Карл Хаусхофер желал поближе познакомиться с необычным приятелем своего студента и ассистента.
Как-то в Вене профессор Хаусхофер решил прогуляться по городскому историческому музею, которым стал замок Харбург. По специальному указу городского правительства средневековый замок привели в надлежащий вид до мельчайших подробностей, так что посетители чувствовали себя попавшими в настоящую рыцарскую крепость. Даже служащие музея были одеты в праздничные одежды средневековых крестьян.
Неспешно обходя длинную дворцовую анфиладу комнат, профессор увидел возле «Копья Судьбы», размещённого в одном из залов, неподвижного молодого человека в солдатской форме, но без знаков различия. Было ясно, что за плечами у отставного гвардейца окопы Первой мировой. А что копьё Лонгина так заинтересовало солдатика, тут ничего удивительного нет. Ведь Лонгин числился когда-то лучшим копьеносцем в центурии Понтия Аквилы Пилата и именно этим копьём был заколот Сын Человеческий на Голгофе по истечении девятого часа распятия. И до сих пор идут философские споры: действительно ли умер Распятый после нанесённой раны?
Оружие недаром получило имя «Копьё Судьбы», ведь оно отняло жизнь Бога, то есть человеческую жизнь Сына Божьего. Недаром Фридрих Ницше после этого безапелляционно утверждал, что Бог умер! Осталась лишь его сила! А отнявший силу владеет ею, пусть даже это не живой человек, а предмет в виде копья. Но этот предмет одним своим существованием может дать владельцу могущество и власть над миром, которого так добиваются во всех странах на протяжении всех обозримых времён истории человеческого общества.
Профессор с интересом заглянул в глаза молодому человеку и увидел в них явный отголосок будущего, тем более что сам солдат чувствовал и осязал это будущее до мельчайших подробностей, но разобраться в видениях пока не мог.
«Лицо его покраснело, глаза сверкали странным светом. Он раскачивался на ногах, охваченный несказанной эйфорией. Само пространство вокруг него, казалось, проникнуто тонким свечением. Лицо его преобразилось, будто какой-то всемогущий дух внезапно вселился в его душу, создавая в нём и вокруг него губительную трансформацию своей собственной природы» [4] .
4
Воспоминания профессора Карла Хаусхофера о встрече с Гитлером в Венском музее.