Беглец
Шрифт:
Я выпрямился. В ладонях, перепачканных и моей, и кровью деда, уже ощущалась знакомая тяжесть мечей — огненного, воскресшего, как будто не таял, и мглистого.
Распустив крыло силы за спиной, словно мой личный стяг, я пошел на Гончаров, приказав Градниру и Ксантису прикрывать людей. Может, сейчас я превращусь в дракона? — мелькнула надежда и погасла. Дракон решительно не хотел вылазить.
Зато зрение опять начало шалить: в глазах стояло огненное марево, в котором растворилось большинство людей на поле боя, в том числе Верховный.
Взлетел и опустился кривой меч. Вырвалось из горла рычание:
— Ar're'nner!
Нити лопнули, и концы их хлестнули по жрецу так, что разорвали его сердце. Вскрикнув, он упал лицом в жидкую грязь. Но радоваться не пришлось: через миг я заметил, что Верховный успел перехватить разорванные нити и привязать к себе. Этот миг промедления едва не погубил меня: один из дарэйли ударил огненной стрелой, целя в мою левую руку с мечом-серпом.
Взмах крыла, и стрела погасла, отдав силу двум серым сполохам, ослепительно засиявшим в мглистых перьях. Второй взмах, и с крыла сорвались две пылающих стрелы: одна — в горло Сьента, вторая — в грудь его огненного дарэйли. Но я с ужасом увидел, как исказился их полет, и обе вошли в жреческий знак на груди врага. Верховный, чуть покачнувшись, выпрямился и торжествующе улыбнулся:
— Я тоже не по зубам тебе, Райтегор!
— Зато моему мечу ты на один зуб, — процедил я, поднимая кривое оружие, подозрительно напоминавшее косу.
Самодовольная улыбочка слетела с губ Сьента, когда разошедшиеся от взмаха меча черные молнии начали срезать струны, тянувшиеся от рук жреца к его рабам. На этот раз я не забыл о заклинании освобождения.
Воздух завибрировал тяжелым, нутряным гулом. Дарэйли, вскрикнув, замерли. Когда прошел шок, двое освобожденных побежали в сторону, и к ним метнулся Граднир: еще натворят чего бывшие рабы, ошалевшие от свободы.
Но концы оборванных струн не причинили никакого вреда Верховному. Никакого! И через миг я оторопело наблюдал, как от двух его бывших рабов протянулись светящиеся жгуты к запястьям жреца и сами обвили их. Они добровольно отдавали себя ему. Только сейчас я понял, что имел в виду Ринхорт, когда говорил, что дарэйли сами могут не принять свободу.
Стало так горько, что я закричал:
— Вы же свободны! Что заставляет вас быть рабами?
Огненный покачал головой и крикнул в ответ:
— Потом поймешь, маленький глупец! На том свете.
Он обрушил на меня поток пламени, и я едва успел обвернуться крылом и отскочить от линии атаки. Какое там отвести удар! Я скорее почуял нутром, нежели осознал: такую силу моему жалкому крылышку не проглотить целиком и сразу. Вот по частям бы…
Как по заказу, пламя расщепилось на несколько щупалец, и в следующую минуту было очень весело. Огненные пальцы пытались ухватить меня, как пятернёй букашку. А если к огненному присоединится второй дарэйли? Или ему не до меня, сдерживает остальных? Краем глаза я видел, что лучники тщетно посылают в жреца стрелы, сгоравшие на полпути к цели.
Когда мне надоело прыгать зайчиком и уворачиваться, я завопил:
— Граднир, Ксантис! Хватит глазеть!
Землю, наконец, тряхнуло. Сьент ухнул в образовавшуюся ямину вместе с дарэйли.
— Окружай! — донесся голос Ольхана. — Готовь копья! Лучники, стреляй!
Мы не успели. Из ямы взвился огненный частокол, сожравший пущенные стрелы и копья. Пыхнуло жаром, и обезумевшие кони подскакавших слишком близко всадников взвились на дыбы, скидывая седоков прямо в огненное марево. Раздались крики боли.
Отряд снова отступил на безопасное расстояние.
— Да завали ты его, Ксантис! — рыкнул Граднир.
— Не могу, дарэйли форм не дает, зараза!
На мой вопросительный взгляд "земляной" пояснил коротко:
— Парк — светлый, он воссоздает форму поверхности, не успеваю разрушать.
Если вспомнить световой решетчатый купол, то напрашивался вывод что, дарэйли форм способен воздействовать на все стихии. Над этой загадкой потом подумаю, — решил я. О сфере Логоса надо узнать как можно больше. Жаль, что я упустил время, когда рядом был Тион.
Я бросился к телу деда. Он был еще жив, хотя любой человек по всем моим представлениям о таких ранах, давно должен был умереть: меч вошел рядом с сердцем. Не любой, значит. Едва вздымалась его грудь, пузырилась розовая пена у рта, но кровь почти перестала сочиться. Вокруг меча она почему-то запеклась. Может быть, причина такой живучести в том, что дед был неофитом десять лет, и его тело подверглось воздействию дарэйли? Жрецы живучи.
— Мы можем помочь князю, еще не поздно! — крикнул Верховный. — Я призову дарэйли жизни, он будет спасен!
Седобородый рыцарь не выдержал, выпрямился и зычно спросил:
— На каких условиях, Гончар?
— Принц Райтегор станет моим учеником. Если он поклянется, мы освободим и его вассалов.
— Согласен! — не раздумывая, крикнул я. Потому что, задумайся на миг, то не решусь. Не смогу.
Старик захрипел:
— Нет, Райтэ! Не верь!
Ольхан, вскинув на меня изумленный взгляд, тоже вмешался:
— Где гарантия, что он не приведет сюда весь Сферикал?
Сьент услышал и ответил:
— Я останусь у вас заложником. А за Мариэт отправятся дарэйли Арр и Парк.
— Ты останешься один? — не поверил Ольхан.
Заметив, что огонь вокруг ямы стал совсем слабым, я понял, что Сьент преследует сразу две цели: и пытается заполучить меня, и хочет спасти своего дарэйли. Еще немного, и его Арр умрет от истощения. "У тебя очень умный и хитрый враг, Райтэ", — признал я.
— Тогда торопись, Гончар, — громко сказал я, пока мои друзья не вмешались в переговоры. — Я даю слово стать твоим учеником, как только ты выполнишь обещанное.