Беглец
Шрифт:
Лаф-лаф – счастливая невеста. Она крепко обняла Навена и прошептала: «Ты был прав. Я встретила рыцаря». Ее он покидал со спокойной душой. Леннарт остался. Однажды он обязательно
Каси простилась с сыном в замке. Она не желала делать расставание еще более мучительным и тяжким. Не хотела тащиться в промерзший порт. Ее мягкие надушенные руки обнимали так отчаянно, словно в последний раз. «Я вернусь», – мысленно поклялся Навен. – «Найду его, исправлю ошибку и вернусь».
Зато пришла Лиль. В своих привычных лохмотьях старой нищенки она прятала магию и мудрость. Здоровый глаз девчонки плакал. Слезы замерзали на ресницах и щеке. Губки подрагивали.
– Дом Мирты теперь твой, – зачем-то сказал Навен. – Люди искали у нее помощи. Обещай учиться. И не убить никого.
– Обещаю.
Он рассеянно поцеловал девчонку в макушку и зашагал к кораблю, но ледяная ручка перехватила его кисть. Застывший слепой глаз вдруг повернулся в глазнице и вперился в Навена.
– Когда вернешься, ты будешь только моим, – тихо и зловеще сказала Лиль.
Орсо поднялся на задние лапы и оперся передними о борт, чтобы дольше видеть провожающих. Он один верил, что путешествие их станет если не удачным, то познавательным. Когда «Чайка» снималась с якоря, Лавиния махнула и Орсо. Она, может, и не понимала, что он такое, но любила его почти так же крепко, как он ее.
«Арамера» отозвалась на прощание «Чайки» медным голосом колокола. Там на палубе стоял Готфри. Бледный и помятый, он, поймав взгляд Навена, приложил ко лбу два пальца и махнул.
В кармане зашелестела свернутая записка. В суете прощаний ее появление почти не запомнилось. Каси сунула листок и просила прочесть, когда берег скроется за горизонтом. Сентиментальная глупость. Навен развернул записку.
Подсохшие пятнышки слез, чуть поплывшие чернила, дрожащая рука. И всего одно слово.
«Томас».