Беглец
Шрифт:
Он больше не чувствовал ее манипуляций со своим телом. Разум беспомощного человека был в этих глазах, он плавал в них, тонул. Его засасывал темный холодный омут.
Последнее, что он услышал, был томный и дрожащий от любовной истомы голос Навны:
— Сегодня умрешь не только ты. Мы, королевы, уходим в след своим королям. Спи спокойно, а с рассветом для людей и Арахнид наступит новая эра.
Потом он почувствовал, что вот-вот разорвется. Один сладчайший миг, и его семя стало бурно изливаться внутрь существа, которое он называл Навной. Вместе с тем упругими толчками из нескольких
Гаснущим сознанием Сим понял, что они давно уже не в затхлом сарае, а лежат в обнимку под открытым небом, среди деревьев, а вокруг свисают какие-то рыбачьи сети, или перепутанные пеньковые веревки.
Наступал рассвет, и вместе с утренним холодком остывало изломанное и искусанное тело Распознающего. А темная фигура, сидевшая в скрюченной позе рядом с ним, выкрикивала в небеса какие-то гортанные проклятья. Ничего человеческого не было в бледном окровавленном лице, повернутом навстречу встающему из-за горизонта светилу.
Ранним утром существо, которое люди именовали Навной, спустилось к ручью, чтобы смыть с себя кровь, напиться и закопать во влажный ил останки Сима.
Утоптав мокрую грязь над могилой отца своего ребенка, существо заползло назад, в сарай. Ему не было дела до дневной суеты людишек, искавших пропавшую девицу и прославленного Распознающего. Она припрятала ребенка, на долю которого тоже досталось крови Сима, и спокойно переждала первую волну поисков.
Ночами она выходила, чтобы поохотиться.
Если раньше, хоронясь от бдительных выпускников Школы, она гонялась за оленями и кроликами в рощах у южной окраины Долины, то теперь было иное.
Она изрядно отяжелела после спаривания с холодеющим трупом Сима. Теперь она вела себя так, как презираемые ею выродки, отбросы секты, не дотянувшие в своем развитии до истинных Арахнид: впрыгивала в окна людских жилищ и воровала детей. Иногда удавалось подстеречь в рассветных сумерках девицу, идущую за водой, и существо устраивало себе пиршество.
Давно не совершались столь наглые вылазки сектантов в благополучных южных селениях. Двуногие начали звереть. Кроме того, они решили, что неведомая тать сожрала всеми любимую тихую девицу Навну и героя, уничтожившего логово выродков. Теперь по ночам между домами сновали вооруженные мужчины. Они были начеку и передвигались группами по двое-трое. А самка была слишком тяжела и слаба даже для того, чтобы справиться с одним невооруженным мужчиной.
В одну ночь, притаившись у самой изгороди дома старейшины, она подслушала, что воины собираются сжечь все подступающие к деревне заросли, одинокие и заброшенные строения, даже копны сена на лугу. Самка поняла, что ей пора уходить.
Тварь больше не кормила ребенка. Тот шипел и пищал, кусал свою мать, пытался уползти. Но самка была лишена сентиментальности. Арахнида послушно служила Великой Силе. А уничтожение секты налагало на нее еще большую ответственность перед следующим Великим Этапом Трансформации. Однажды, уже к лету, она запаковала брыкающегося сына в гамак, привесила его на спину, и среди белого дня побежала прямо на юг.
Несущаяся по населенной окраине
Высланная погоня возглавлялась бывалыми Распознающими, которые мгновенно определили, что имеют дело именно с самкой. Огромной, непривычной на вид, но самкой. Пусть она была и последней из выродков, но где самка, там и детеныши. Упускать ее в Урочище было нельзя. И погоня все дальше углублялась в территории, куда люди обычно старались не забредать.
А существо, прекрасно зная о мысли, ведущей погоню, остановилась в том самом месте, где ветер гонял остатки гари от стоянки ее сородичей, и скинула с плеч свою ношу.
Детеныш заверещал, выбираясь из гамака, потом вдруг поднялся на четвереньки и ринулся бежать по пепелищу. Самка проводила его безразличными глазами, а потом присела. Голодный детеныш нагадил в одном месте, прополз дальше и сделал лужу, но Арахнида ни разу не посмотрела в его сторону. Она знала, что он оставит множество следов, чего ей и было нужно. Когда сын Сима-Распознающего забрался в кусты, поймал зазевавшуюся куропатку и принялся ее неумело душить, она с трудом поднялась на ноги.
Беременная Арахнида была тяжела, но сила отчаяния и безошибочный инстинкт помогли ей дотащиться до отвесной стены и вскарабкаться наверх, в одну из каменных щелей, где некогда обитали ее сородичи.
Отсюда она наблюдала, как погоня вышла в разоренную лощину. Двуногие сразу же внимательно осмотрели испражнения, оставленные детенышем, изломанные кусты и следы в песке. Вскоре им удалось найти и самого первенца Сима. Равнодушно слушала самка изумленные и испуганные крики Распознающих, верещание детеныша. У нее начались схватки, и тварь не видела, как полу-паука, получеловека проткнули копьем и бросили в огонь.
Она заботливо вылизывала своего второго сына, пока внизу шел военный совет. Следы самки Распознающим найти не удалось. Но им было очевидно, что она, бросив детеныша, двинулась вглубь Урочища. А туда соваться не хотелось. Хотя не так давно был Весенний Поход, но в небе они видели Порченых насекомых даже в этих, безопасных некогда, местах. А в самом Урочище их — тьма. Воевать с Порчеными без подготовки, малыми силами, двуногие не решались. Да и голоса разумных и уважаемых втолковали самым отчаянным, что самка не опасна. Вернее всего, она сама издохнет, или будет съедена Порчеными. А детеныш — вот он, уже обуглился.
Короче говоря, когда самка в подступивших сумерках выбралась в лощину, испытывая одновременно усталость, гордость и явную легкость в теле, людей уже поблизости не было. Она выследила и убила кролика, но не удержалась и сожрала его сама. После Великой Ночи с Симом тварь уже стала такой же, как уничтоженные им выродки — ей все время требовалась теплая кровь. Человеческое, вернее, получеловеческое существование было в прошлом. То была самой настоящая паучиха, вот только не имела хелицеров, восьми сильных лап, и не умела источать паутину.