Беглецы из ниоткуда
Шрифт:
(Даже мысленно Орлана все же не смогла назвать свою мать бабой. Не получалось.)
Как-то не пришло в голову, что Истомин не знал и не мог ничего знать о той роли, которую успели отвести ему администратор с августейшей дочерью.
Так или иначе – все они там были виновны. И не заслуживали снисхождения.
В таком настроении она вернулась в туристический модуль.
Там ее уже ждали Атос и Семен. Смущенно пряча глаза, они, запинаясь и перебивая друг друга, рассказали о постигшей их неудаче.
Против ожидания, Королева не стала смеяться над ними. Только хмуро глянула и повелела:
– Идите и делайте хоть что-нибудь! Делайте! Что хотите! И оставьте меня наконец в покое!..
Такой они Королеву никогда не видели. И, переглянувшись,
– Куда пойдем? – спросил Атос, когда они оказались за дверью.
– Вернемся в центральный пост – куда же еще?
– А как мы туда попадем? Нам же не дали пропусков!
– Да, верно. Черт, не надо было нам уходить. Нам же надо было впустить наших внутрь – помнишь, они говорили… Как же они без нас попадут в корабль?
– Надо что-то сделать. Вот что: главный выход! Наденем скафандры, те, что в шкафу рядом с ним, – и как бы приготовимся к выходу сами. Тогда люк сработает.
– Светлая голова. Побежали!
Не время сейчас было для сна, но Мила все-таки легла и попыталась уснуть, чтобы хоть во сне, пусть и на краткое время найти покой, который почему-то исчез, вытек куда-то из повседневной, привычной жизни в неизменной обстановке «Кита».
Беспокойство обуяло ее после того, как она попробовала еще раз встретиться с детьми, потому что именно при виде их у нее возникало спокойствие и уверенность во всем на свете, на этом маленьком свете. Дети были настоящим и будущим, в то время как сама она и все ее поколение было прошлым, а настоящим лишь постольку-поскольку. До сих пор все именно так и получалось. Но сегодня новый визит пробудил в ней беспокойство. Дети были какими-то не такими, как обычно. И хотя старались казаться по-обычному спокойными, в их движениях, словах и взглядах ощущалось сильное волнение, тщательно сдерживаемое возбуждение. Может, она и заставила бы их объяснить, что послужило причиной такой перемены, но встреча получилась очень скоропостижной: все они куда-то поспешно собирались и не смогли – или не захотели – даже немного поговорить с нею, обменяться хоть несколькими словами. Старшие повторяли только: «Потом, мама, потом», а младший, Али, не выдержав, под конец просто обидел ее, крикнув: «Да отстань, мама, не до тебя сейчас!» И тут же все они поспешно ушли куда-то по кораблю, не в направлении жилого корпуса, а по шахте вниз – в служебные модули. Следовать за ними Мила не осмелилась, оставалось лишь вернуться домой и лечь спать – в надежде, что хоть общение с Юриком, пусть и далеким, но очень любимым, заставит ее поверить в то, что все по-прежнему в порядке.
Но невезения преследовали женщину и здесь. Вместо ставших уже привычными снов, в которых она встречалась со взрослым Юриком, и разговаривала с ним, и слушала его, во сне ей привиделось что-то совершенно непонятное. Что-то, какие-то струи непонятно чего вихрились, вздымались, низвергались водопадами, волнами налетал оглушительный рев, вскоре переходивший в столь же громкий и пронзительный визг, и сама Мила там, во сне, стала игрушкой этой непонятной стихии, ее швыряло из стороны в сторону, кружило, она взлетала высоко-высоко и стремительно летела вниз, так что сердце останавливалось. Она проспала совсем недолго и проснулась в поту и с головокружением.
Может, окажись муж сейчас рядом, она бы рассказала ему о своем состоянии, и он бы нашел способ успокоить ее, как это случалось уже не раз. Но он отсутствовал, и это было совсем плохо. Мила не умела быть одной, ей всегда нужно было на кого-то опереться.
Она попыталась вспомнить, что говорил ей Нарев после завтрака, когда уходил. Что-то о том, что ему нужно добраться до множительной техники и отпечатать там что-то. Что? Да, деньги. Ему зачем-то понадобились деньги. Зачем? Мила даже не пыталась догадаться: у ее мужа нередко возникали такие вот, вроде бы совершенно нелепые, желания. Да, вчера вечером он усердно рисовал что-то на небольших кусочках бумаги, вернее – срисовывал и переделывал. Перерисовывал он – сейчас Мила вспомнила точно – деньги, существовавшие в мире Ливии. Перед ним лежали две бумажки: три лива и десять.
Множительная техника. Наверное, это там же, где синтезатор? Или нет? Ничего – она спросит у кого-нибудь. А сейчас можно сходить и к синтезатору; все было лучше, чем оставаться здесь, наедине с изматывавшим ее волнением.
Мила встала, не забыла оглядеть себя в зеркале и вышла из каюты. В салоне было пусто. Не задерживаясь, она пересекла просторное помещение, вышла в коридор и направилась к синтезатору.
Там тоже никого не было, но панель аппарата оказалась теплой на ощупь; значит, недавно кто-то тут работал. Нарев? Но куда же он пошел после этого?
Не в жилые помещения – иначе они бы встретились. Конечно, он мог зайти в чью-нибудь каюту – к физику, допустим, или к Зое. Но перед тем он непременно заглянул бы домой, чтобы сказать ей: «Я вернулся, куколка, и через полчаса приду совсем». Если она в это время спала, он оставил бы записку. Так у них было принято. Записки не было – значит, он не возвращался.
Так она размышляла, уходя по коридору все дальше от жилья, толком даже не зная, куда идет. Ей нужно было найти Нарева, все равно, где. И она верила, что чутье подскажет ей, где он.
Коридор кончился тупиком: переборкой, в которой, была, правда, овальная дверь. Мила попробовала отворить ее; дверца поддалась без сопротивления. За ней открылась небольшая площадка и две лестницы – одинаково узких и крутых; одна вела вверх, другая – вниз.
Мила задумалась: к сожалению, идти одновременно и вверх, и вниз было невозможно. Следовало выбрать. Выбор – это было тем, что всегда давалось Миле с большим трудом.
Она решила идти вверх. Это направление будило в ней некий оптимизм, в то время как спускаться вниз означало что-то опасное, даже страшное – может, потому, что когда на Земле хоронили умерших, их опускали в землю, вниз, но никак не поднимали вверх.
Подобрав юбку (сегодня, как и все последние годы, она надела длинное: считала, что в ее возрасте так и надо одеваться, как-никак за сорок; да и Нарев говорил, что в длинном женщина всегда выглядит куда более привлекательной, чем в коротком или того хуже – в брюках, а его мнение было для нее решающим), Мила храбро двинулась вверх.
Лестница оказалась очень длинной, и подниматься было нелегко. Дыхание быстро сбилось, и Мила с грустью подумала, что при первом муже, вместе с которым она ежедневно не меньше часа занималась физическими упражнениями – разминалась, как он говорил, – она одолела бы такой пролет, даже не заметив. Нехорошо, конечно, надо, наверное, больше следить за собой…
На первой же площадке она остановилась, чтобы передохнуть. Здесь не было никаких дверей – просто начинался следующий марш. И, отдышавшись, она двинулась еще выше.
На следующей площадке дверь была. Вознамерившись осматривать подряд все помещения, какие ей попадутся, Мила повернула ручку и вошла.
Ей представлялось, что все помещения корабля нанизаны именно на тот туннель, ту трубу, по которой она поднималась, и таким образом, осматривая все по порядку, она рано или поздно найдет и Нарева, и детей. Не имея даже приблизительного представления об архитектуре корабля, Мила и не подумала, что на самом деле туннель, которым она воспользовалась просто потому, что он первым попался на ее пути, был всего лишь одним из внешних, второстепенных, и выходы из него вели в те помещения, в которых искать Нарева было бесполезно: эти помещения, размещенная в них техника и аппаратура, были предназначены для питания и контроля всей техники, находившейся в населенной части корабля – в обоих жилых модулях и командных помещениях, а также устройства вентиляции и регенерации воздуха. Так что Нареву здесь делать было совершенно нечего. Но Мила, как мы уже поняли, этого не знала. И вошла в открывшийся перед нею узкий коридор, в котором увидела лишь три двери: одну в противоположном конце хода и две – по обе стороны его.