Бегство из Эдема
Шрифт:
– Мы поженились в Нью-Йорке, – возобновила она свой рассказ. – Медовый месяц оказался коротким. По правде говоря, он закончился уже во время свадебной церемонии, на которую никто из приглашенных им и Минни сиятельных особ так и не явился. Именно с этого момента Бен впервые начал догадываться, что разработанная им блестящая стратегия продвижения в обществе дала сбой. Разумеется, он всю, вину возложил на меня. После венчания мы поехали в Италию. Флоренция и Рим. Вот там-то я и получила ответы на многие из своих наивных девичьих вопросов.
– И ты сразу же забеременела?
– Да, почти сразу же. И слава богу – я убеждена, что если бы не Майкл, я сошла бы с ума. Но сначала были эти ужасные месяцы в Нью-Йорке после возвращения из свадебного путешествия. Нам прислали несколько приглашений, но все они были от таких же разбогатевших выскочек, как сам Бен. Он не желал с ними знаться. Поэтому он посоветовал мне вести себя более наступательно. Он приказал мне – восемнадцатилетней новобрачной, оказавшейся в чужой стране без друзей и знакомых, – наносить визиты Дрекселям и Уильяму Уитни, оставлять карточки, посылать приглашения Брэдли Мартинам на чай и на обед, просить миссис Генри Фиппс сыграть со мной в бридж или прокатиться верхом в Центральном парке.
Алекс прижался виском к ее виску.
– Бедная Сара.
– Да, это было ужасно. А главное – нечего и говорить – все это ни к чему не привело. Когда я в слезах рассказывала Бену обо всех перенесенных унижениях, о дверях, захлопнутых у меня перед носом, он приходил в бешенство. Он совершенно искренне не мог понять, где и в чем он допустил ошибку. Бог ему свидетель, он совершил честную сделку: заплатил денежки и получил в жены английскую аристократку. Стало быть, во всем виновата я одна. Он решил, что я нарочно что-то делаю не так, чтобы ему навредить. Он…
– …наказывал тебя, – мрачно предположил Алекс.
– Мы оба наказывали друг друга. Мы оба чувствовали себя разочарованными и обманутыми, мы оба вели военные действия, каждый по-своему. Иногда я нарочно вызывала его на ссору, потому что только озлобление помогало мне ощутить себя живой. Я была ему плохой женой. Была и осталась.
– О, ради бога!
– Это правда. Его обвинения по большей части верны. Я действительно холодная, неженственная, эгоистичная, высокомерная…
– Все это неправда, не будь дурочкой. Ты возводишь на себя напраслину.
– Ты меня любишь – откуда тебе знать?
– Я точно знаю, потому что люблю тебя.
Сара не знала, смеяться ей или плакать. Ей больше не хотелось говорить о Бене. Алексу тоже. Он сунул руки внутрь ее халата – своего халата, который она накинула поверх его рубашки и своих батистовых панталончиков. Получился потрясающий костюм. Кушак развязался, и она набросила халат на плечи Алексу, укрыв и его, и себя широкими серыми крыльями.
– Если бы ты знал, что все это значит для меня, Алекс, любовь моя.
– Но я
– Нет, ты не можешь знать. Иметь возможность рассказать тебе обо всем… быть здесь с тобой, прикасаться к тебе вот так, чувствовать себя свободной…
Проклиная себя за глупость, Сара заплакала. Алекс отвел в сторону ее растрепавшиеся на ветру волосы, уткнулся губами в нежную шею и принялся шептать какие-то бессвязные слова утешения. Она ощутила, как в груди у нее распускается горьковато-сладкий цветок счастья. Его руки обхватили ее грудь, поцелуи начали обжигать ей кожу. Все изменилось так быстро, что она не успела даже заметить, как мгновенно и неожиданно воспламенилось ее тело.
– Ты сводишь меня с ума, – удивленно заметила Сара. – Я хочу сказать… в буквальном смысле…
Связная речь давалась ей с трудом, и вскоре она оказалась неспособной произнести что-либо более вразумительное, чем: «Алекс, прошу тебя, да, о боже…» Ее задрожавшие руки обвились вокруг его шеи. Серый халат по-прежнему укутывал их обоих; под его покровом Алекс расстегнул пуговицы рубашки и обнажил грудь Сары. Она выгнулась, прижимаясь к нему еще теснее, потом откровенно бесстыдным, призывным движением перебросила ногу ему через колени, смутно удивляясь самой себе.
Стало быть, муж называл ее холодной и неженственной? Алекс провел губами по ее тонкой коже, упиваясь неистовым биением пульса. Он нашел грудь и медленно втянул ее в рот, посасывая ритмично, как младенец, пока она стонала и впивалась ногтями ему в спину – божественное ощущение, прекратившееся только тогда, когда он поднял голову и удивленно сказал «Ого!», Сара смутилась и перестала его царапать.
– Сара, – прошептал Алекс, – прекрасная Сара, ты когда-нибудь занималась любовью под открытым небом?
Она никак не могла унять дрожь, и это было странно, потому что ее кожа пылала, где бы к ней ни прикасались его губы.
– Я вообще никогда и нигде не занималась любовью до сегодняшнего вечера.
Алекс поцелуями заставил ее закрыть глаза, зато губы у нее открылись сами собой. Он подтянул и перебросил через свои колени ее ноги; откинувшись назад, Сара почувствовала лопатками холодный твердый камень.
– Я знаю одно подходящее место. – Его рука, поглаживающая ее между ног, заставила Сару зажмуриться и томно вздохнуть.
– Вечно ты все знаешь, – проворчала она. Алекс хрипло рассмеялся.
– Нет, правда. Вот там, на песке. – Он неопределенно мотнул головой куда-то в сторону. – Твоей прелестной попке там будет удобнее, чем на этом камне.
– Разве мы на камне? А я-то думала – на облаке.
Он подхватил ее на руки и встал: ему вдруг расхотелось разговаривать и предаваться нежностям. Сара уцепилась за него, мгновенно проникнувшись его желанием поторопиться. Ей было все равно, где он овладеет ею; голова у нее кружилась, но так чудесно было закрыть глаза, спрятать лицо у него на шее и позволить ему нести себя куда угодно.