Бегство в Египет
Шрифт:
– Прокол, – сказал он, показывая дырочку на запястье. – Это я его случайно подметкой. Гвоздик там у меня, все забывал подбить.
Он убрал манекен в портфель. Потом подошел ко мне и протянул руку. Ту, которая была без портфеля.
– Капитан Жуков.
На капитана он был не похож: ни трубки, ни через глаз повязки – ничего такого у этого капитана не было. Даже шрамов от акульих зубов. Но все равно я сунул ему ладонь и скромно ответил:
– Саша.
Он пожал мою руку и пристально посмотрел мне в глаза:
– В общем так, Александр.
При этих словах Василий Васильевич щелкнул скороходовскими каблуками и вытянулся по стойке смирно:
– Служу Сове…
– Отставить, – сказал капитан Жуков, – сейчас можно без этого.
Он снова посмотрел на меня:
– А ведь я поначалу подумал, что ты тоже… – Он легонько тряхнул портфелем. – Ты уж не обижайся, за то, что я тогда во дворе. Работа такая. Договорились? – Капитан улыбнулся и показал на Женьку. – Друг у тебя хороший. Смелый парень, толковый. – Он посмотрел на часы. – Идемте, товарищи. Время позднее, а нам еще надо о многом поговорить. Правильно, товарищ Лодыгин?
21
Чемодан лежал на столе. За столом сидел капитан Жуков и стучал по клавишам «Ундервуда». Остальные расселись кто где – директорский кабинет был большой, и стульев хватило всем.
Говорил, в основном, Лодыгин – под пулеметный стук «Ундервуда», на котором капитан Жуков фиксировал его невероятный рассказ.
Когда дело дошло до Генератора Жизни, сокращенно ГЖ, того самого черного чемодана, с которым пришел Лодыгин, директор Василий Васильевич изумленно покачал головой:
– С виду чемодан чемоданом. Даже не верится.
– Вера тут ни при чем, – строго оборвал его капитан Жуков. – Советский человек верит исключительно в науку и технику. Верно, товарищ Лодыгин?
– Полностью с вами согласен, товарищ капитан.
– И потом, – продолжил капитан Жуков, – вы только что сами видели, как этот якобы чемодан оживил этажерку с книгами.
– Этажерка – это пример, – поддержал капитана Лодыгин. – Оживить можно что угодно, любой предмет. Дело только во времени и опыте оператора. Но, повторяю, перед этим необходимо снять психокарту с того организма, дублем которого этот предмет вы собираетесь сделать. И все это может он. – Лодыгин бросил ласковый взгляд на свое детище, потом подумал о другом своем детище, нахмурился и опустил голову.
– У вас нет папиросы? – спросил он чуть погодя; лицо его оставалось мрачным.
– Мы, по-моему, в школе, а не в ресторане «Казбек». Подумайте о подрастающем поколении. – Капитан Жуков кивнул на меня и Женьку.
– Да-да, я понимаю. Это я так спросил, от волнения. Я ведь не курю – бросил.
И без всякого перехода он приступил ко второй, трагической части, своей необыкновенной истории.
Даже старенький «Ундервуд» стал стучать печально и с перебоями, а на мужественном лице капитана
Все началось с любви к детям. Своих детей у Лодыгина никогда не было, и каждый час его холостяцкой жизни был безвиден и пуст, как мир до первого дня творения. Чужие дети пугались непонятного дядиньки, когда на улице он протягивал им конфеты.
Я кивнул, уж мне ли этого было не знать.
– Потом я увлекся своим генератором, и на время тоску по детям заглушила работа…
Но работе пришел конец – Генератор Жизни был создан, и тоска возвратилась снова.
Тогда он принял решение: вырастить себе в колбе сына.
Это был мучительный день – мучительный и счастливый одновременно. Он видел его рождение, он держал его на руках и кормил из резиновой груши.
– Ребенок рос быстро, Генератор Жизни был его доброй нянькой. За каких-то три года он достиг моего возраста и моего ума. Я читал ему классиков гуманистической мысли и великих мастеров слова. Я играл ему на рояле Хренникова и на скрипке Арама Хачатуряна. Я не знал, чем все это кончится.
Когда он маленьким крал у меня папиросы, я думал – это лишь болезнь роста.
Когда он в суп мне подбрасывал дохлых мух, я считал, что это он не со зла.
Только в два года, когда он оживил резиновую игрушку и она воровала для него в гастрономе пиво и шоколад, – я впервые подумал, что с сыном что-то неладно, но не придал этому большого значения. Наказал, пригрозил ремнем, не играл ему в тот вечер Хачатуряна.
Я уже говорил, во всем он был моя копия. Порой я сам начинал сомневаться, он это, а может быть, это я. Жизнь моя стала полной неразберихой. Я стал замечать за собой странные вещи. Например, подозрительность – я купил себе телескоп. Я сделался жадным, полюбил деньги и разлюбил музыку. Больше всего жалею, что не слушаю теперь музыку…
– Молодой человек, – Василий Васильевич показал на Женьку, – может сыграть вам что-нибудь на баяне.
– Это потом, – сказал капитан Жуков. – Продолжайте.
– Я выполнял какие-то его непонятные просьбы, устраивал какие-то встречи, часто с переодеванием, а недавно почти случайно узнал, что мой сын использует Генератор Жизни в корыстных целях – делает его копии и продает их разным подозрительным личностям с юга. И что его разыскивает милиция…
– Разыскивала, – вдруг поправил его капитан. – Практически он в наших руках.
– В ваших руках? Вы уверены, что он – это он, а не его резиновое подобие?
– Уверен, – ответил капитан Жуков. – Завтра в двенадцать-ноль-ноль он будет на чемоданной фабрике. Между прочим, там-то и изготовлялись копии вашего генератора и туда же переправлялись ломаные – чинить. Только ради всего святого, это агентурные сведения, поэтому просьба – не разглашать.
– Я буду молчать как рыба.
– Все, товарищи. – Капитан Жуков поднялся. – Главное мы теперь знаем. Из школы будем расходиться по одному: сначала школьники, за ними – взрослые.