Шрифт:
„Сударыня,
Ваша доброта общеизвестна.
Вы замечены и предложены участвовать в долгосрочном эксперименте, цель которого пусть Вас не беспокоит: она благородна.
Данная карта – белая, то есть высшая. Существуют иных цветов, с ограниченными возможностями. Ваши – неограниченны, в этом суть и вершина эксперимента.
Обладая белой картой (БК), Вы вольны совершенно в радиусе десяти километров, принимая как центр местоположение Вашей БК.
Просим
Пояснение: при перемещениях надлежит иметь БК с собой, в противном случае мы Вас теряем из виду.
Другое пояснение: передаче в чужие руки БК не подлежит, поскольку свойства теряет и неблагоприятное воздействие оказывает на ход эксперимента в целом.
Вопрос к Вам: согласны ли вы споспешествовать? Если да, зажмите карту между ладонями, на ней проступит дальнейший текст.
Пояснение: позиция с БК между ладонями является исходной. Руки перед этим убедительно просим быть вымыты чисто, но без мыла, предпочтительно холодной водой.
С нетерпением – доброжелательные Наблюдатели“.
– Идиоты, – равнодушно сказала Лелька и, накинув домашний халат, пошла на кухню ставить чайник.
Лелька уже привыкла к тому, что в этом городишке она находится в центре внимания. Рабочие пивзавода бросали ей вслед юмористические замечания, постовые милиционеры по-отечески отчитывали ее за клетчатые брюки, великовозрастные ученички из девятого класса всячески домогались ее расположения, а пожилые домохозяйки буквально съедали Лельку глазами, прямо хоть в магазин не ходи. Местная же интеллигенция в лице сотрудников районной газеты и школьных учителей окружила Лельку такой трогательной заботой, что временами ей становилось невмоготу.
Лелька приехала во Мшанск год назад, глубоко убежденная в том, что глухая провинция – это категория не экономическая и не социальная, а сугубо психологическая. Перестроить образ мышления целого городка, сделать Мшанск средоточием оживленной духовной жизни – эта задача, как Лельке казалось, была ей по плечу.
Городские власти благосклонно отнеслись к ее появлению и расположены были выслушивать ее соображения с большим сочувствием, а для того, чтобы общественность Мшанска не потеряла к Лельке интерес, к ней был приставлен даже специальный корреспондент „Мшанской Зари“ Слава Лемехов, который, к сожалению, слишком быстро потерял от Лельки голову и начал грубо, местнически ее ревновать.
Преподавала Лелька зарубежную географию в девятом классе вечерней школы, и это, в общем-то, давало ей возможность проводить предварительную работу по расширению местного кругозора.
Но покамест общественность относилась к Лельке с нездоровым сочувствием, что, естественно, сильно ее огорчало.
Само собой разумеется, и праздных писем она получала достаточно, поэтому содержание „белой карты“ ее нисколько не удивило: бывали розыгрыши и поглупей.
На кухне тучная хозяйка ее, тетя Тоня, ловила голыми руками гигантскую донную щуку. Щука эта, полутораметровая, украшенная оранжевыми плавниками, была приобретена хозяйкой у рыбаков пригородного озерного колхоза на предмет фаршировки ее к празднику – но никак не хотела примириться со своей участью.
Возможно, она (щука, а не хозяйка) не раз уже бывала в подобных переделках, поскольку вела себя расчетливо и умно. Забившись под плиту, она с холодным вниманием наблюдала за тем, как тетя Тоня, растопырив руки, подбирается к ней со стороны хвоста, – и по-собачьи щелкала зубами.
– Я вот тебя! – вскрикивала тетя Тоня, проворно пряча за спину руки. – Вылазь, бесстыжая, кому тебе говорят! Ишь вылупила бельмищи!
Но щука, как принято говорить, и ухом не вела.
Шансы на спасение у нее были мизерные, поскольку до ближайшего водоема отсюда было полтора километра.
И все же на что-то она рассчитывала.
– Помочь вам, тетя Тоня? – вежливо спросила Лелька.
– Не подходи к плите! – я сердцах сказала хозяйка. – Куда к плите пошла? Она те живо ногу оттяпает!
– Меня щуки не трогают, – беспечно ответила Лелька, однако близко подходить не рискнула. Она пододвинула табуретку, забралась на нее и уже оттуда, сверху, поставила свой чайник на конфорку. Пошарила в карманах халатика – спичек не оказалось.
– Держи! – сказала тетя Тоня и издали кинула ей коробок.
Но не докинула, и спички упали на пол, буквально сантиметрах в пяти от плоского щучьего рыла.
Ап! – щука лязгнула зубами, и коробка как не бывало.
– Ну ты подумай! – Тетя Тоня чуть не заплакала. – Да чтоб ты сдохла, проклятая! На цепи тебя, что ли, держать?
– А вы ее веничком, тетя Тоня! – посоветовала Лелька и, подсунув под кастрюлю „белую карту“, попыталась таким способом добыть огня.
Но карта упорно не желала загораться. Подержав ее в пламени, Лелька удивилась, вытащила ее, осмотрела.
Старый текст, написанный красным фломастером, совершенно исчез. А вместо него появился новый, зеленый, всего в три строки: „Сударыня, прибор деликатный и требует бережного обращения. Необходимо уважать чужой труд“.
– Вот химики, – сказала Лелька, несколько озадачившись.
Сперва она думала, что это шуточки Лемехова: он единственный во всем городе обладал набором разноцветных фломастеров, которые носил в нагрудном кармане, и к тому же был склонен к тяжеловесному юмору.
Но теперь сомнений не оставалось: „белую карту“ прислал ненавистный ученик Куропаткин. Куропаткин работал в лаборатории пивзавода и имел доступ к всевозможным реактивам, с помощью которых смывал в журнале отметки, превращал мел в штукатурку, распространял по классу тревожные запахи и вообще всячески Лельке досаждал. Цель, которую Куропаткин преследовал, была Лельке не ясна, и это ее раздражало.
– Цыпа, пыпа, цыпа! – Тетя Тоня выманивала веником щуку, в простоте душевной надеясь, что щука ухватится за прутья зубами и тем самым позволит себя вытащить на открытое место. Но щука только мотала башкой и с остервенением терзала веник, разжимая челюсти всякий раз, когда тетя Тоня принималась тянуть.
Лелька спрыгнула с табуретки и, забыв про чайник, побрела к себе в комнату.
Если уж говорить откровенно, то Куропаткин мог бы использовать „белую карту“ более целенаправленно. Вытравить на ней химикатами признание в страстной любви, пригласить на свидание в скверик у райсовета…