Белая кошка в светлой комнате
Шрифт:
– Ему все было видно. Мужик тот курил, а как услышал выстрелы…
– Да баба то быва! – психанул Бацилла. – Баба!
– Клюква, пусть будет баба! – теряя терпение, воскликнул Щукин.
– Ладно, – нехотя сдалась она. – Но все равно то был мужик! Ей-богу!
– Када ствевяви, баба девгавась и назад свотвева.
– Когда стреляли, баба дергалась и назад смотрела, – недовольно ворчала Клюква.
– Пвофво винут пять или щуть бовше…
– Прошло минут пять или чуть больше, – перевела Клюква.
– Свотвю,
– Смотрит, идет мужик. В шляпе, в пальте длинном… Ой, отсюдова я сама расскажу. Мы с Мухой тоже выстрелы слыхали, но они вроде в стороне были. Взяли мы самогон и к балке поканали, а то када придурки молодые тешатся, и нам достается. Ну, мы с Мухой бежим бегом, смотрим – а возле нашего места машина стоит, окошки на ней светятся. Ну, думаем, точно приехали пацаны кровушку разогнать, они и стреляли. А в балке-то Бацилла один! Ну, как по ему стрельнули? Я перепугалася страшно! Подкралися мы с Мухой к машине, сидим у самых колес, а в ней толстый мужик сидел…
– Баба, – тихо вставил Бацилла.
– Тут сзади нас как рявкнет кто-то: «Вы шо тут делаете?»
– А я свотвю, нас бовше, ну и вышев, – снова вставил Бацилла.
– Это был мужик в шляпе и в пальте, – не перевела последнее предложение Бациллы Клюква. – Тут Бацилла вышел, мы с Мухой тоже поняли, шо нас больше, бояться нечего, встали и говорим… то есть я этак культурно шляпе той и говорю: «Вы тут стали, а место это наше. Будьте любезны, дорогой товарищ, за стояночку двадцатку дать». Бацилла к нам подошел, сказал, шо я мало запросила, потребовал тридцатку, но его мужик в шляпе не понял.
– И вдуг Фвяпа пуфку вынув!
– Точно, – подтвердила Клюква, поправляя платок, ибо разволновали ее воспоминания. – Шляпа «пушку» на нас навел. Во гад! Мы ж с ним культурно, а он… Шо тут такого, шо я у его бабло за постой попросила? Ну, не давал бы. А он… «пушку» на нас! Мы задний ход и дали, а то вдруг у его мозгах одни дырки, возьмет и стрельнет. Мы с Мухой отступили шагов на десять, а Шляпа сел в машину и уехал.
Щукин с минуту переваривал услышанное, вычленяя из сумбурного рассказа главные детали, затем спросил:
– Пистолет какой был?
– А вот такой, – развела на полметра руки в стороны Клюква.
– Обрез, что ли? – скептически спросил капитан.
– Не, «пушка» была, – ответила Клюква. – Здоровая.
– Ты хотела сказать, что пистолет был несовременный, так? – уточнял Щукин. – Старая модель, да?
Клюква выпятила нижнюю синюшную губу, припоминая.
– Откудова ж я знаю, старый он или новый, – сказала она. – Но большой.
– А внешность Шляпы запомнила?
– Хрен его знает, – пожала она плечами.
– Я заповнив бабу в вафине, – заверил Бацилла.
– Та шо ты там запомнил! – возмутилась Клюква, повернувшись всем корпусом к нему. – Бабу он запомнил в машине! Шо
– Я заповнив бабу! – грозно прорычал Бацилла. – В вафине свет говев.
– Ну, хорошо, – остановил спор Щукин. – А во что одет был мужик… или баба? Кстати, она за рулем сидела, я правильно понял?
– Правильно, мужик толстый за рулем сидел, – подтвердила Клюква.
– Баба быва одета ф свитев, – сообщил Бацилла.
– Говорит, в свитер была одета. Сколько раз тебе говорить, шо то был мужик? – Возмущенная Клюква толкнула Бациллу в бок. – Не заблуждай людей!
– А какие волосы были у бабы… то есть у мужика за рулем? – запутался Щукин.
– Кудрявые. До плеч. Белые, – сказала Клюква.
– Блондинка? То есть блондин он? – уточнил Гена.
– Ну… белые волосы, как снег.
– Седые? – догадался Щукин.
Бацилла и Клюква разом подняли плечи до ушей, мол, не знаем, после чего Клюква внесла уточнение:
– А хрен их знает. Сичас какой тока краски нет. Када я уважением пользовалась, моя подружка волосы красила в белый цвет, совсем белый. Вот и у того мужика волосы были белые… с серебром.
– А возраст примерно какой у них?
– Я пачпорты не спрашивала.
– На глазок не определила? Ну, хотя бы скажи: старые они были или молодые?
– Нормальные, – после паузы ответила Клюква.
– А нормальные – это как? – вставил Гена.
– Не молодые, но и не старые. Да не помню я! Вот пристали!
– Значит, средних лет? – добивался точности Щукин.
– Может, и средних, – вновь пожала плечами Клюква. – Темно ж было. Вот скажи, скажи, сколько мне лет, а?
– Сто! – вырвалось у Вадика со смешком.
– Хрен тебе, – беспардонно свернула фигу Клюква и показала ее Вадиму. – Мне за сорок… кажется. Нет, точно, мне сорока пяти нет. Наверно, сорок три. И шо, по мне разве видно, шо мне сорок два? Не видно.
– Невоводые они быви, – весомо сказал Бацилла Щукину.
– Как? – переспросил тот.
– Говорит, немолодые они были, – перевела Клюква и съехидничала: – Ты, Бацилла, в темноте видишь, да? Я не разглядела, а он разглядел.
– Ладно, отставим этот вопрос. А марку машины вы запомнили? Номер?
– Мне ихние марки не нужны! – теряя спокойствие, выкрикнула Клюква. – Сколько можно людей мытарить? И так до копейки рассказали, а им еще и спину вареньем помажь.
К сожалению, фоторобот пытаться составлять было бесполезно – и времени прошло много, и четкого представления о тех двоих у Бациллы с Клюквой нет. Но может быть, когда бомжи увидят их в непосредственной близости, то узнают Шляпу и водителя? Только Архип Лукич не даст гарантии, что предоставит бомжам эту возможность. Неуверенность – плохое подспорье в работе, а Щукин в себе неуверен. Гнать ее надо от себя, гнать проклятую неуверенность!