Белая полоса
Шрифт:
Милиционер показывал дорогу. Нас сопровождала машина ГАИ. Позже мне стало известно, что нас привезли к Подольскому РОВД. Мне предложили выйти из машины, затем завели в здание и провели по ступенькам вверх. Привели в небольшую комнату с окрашенными стенами, где стояли стол с бежевой полированной столешницей и два стула. Мне приказали сесть на один из них. А за стол уселся ранее незнакомый мне человек. В комнату заходили и другие люди — обменивались взглядами, словами. На меня не реагировали и на мои вопросы не отвечали.
Я сохранял спокойствие и не расценивал это как недоразумение. Прессинг на предприятие продолжался уже два года. Но всё же я надеялся, что и эта ситуация благополучно разрешится.
Человек за столом положил перед собой жёлтый лист бумаги и начал задавать мне вопросы, не пояснив ни моего текущего статуса, ни того, в чём, собственно, я обвиняюсь, почему задержан и где нахожусь.
Сохранялась тишина. Через открытое окно в комнате с улицы были слышны разговоры. Мне показалось, что я слышал голоса Оли и её отца, — это добавляло оптимизма: о моём исчезновении уже знают и меня ищут. Присутствующий задавал мне вопросы, ответы на которые он записывал на листе бумаги. Через некоторое время мне предложили поставить подпись. Документ был озаглавлен «Объяснительная». Я ознакомился с текстом и подписал: «С моих слов записано верно, мною прочитано. Шагин И.И.». Документ был составлен на украинском языке.
В комнате ещё некоторое время сохранялось молчание. Потом я попросил разрешения позвонить домой. Тогда ещё один присутствующий человек сказал мне что-то вроде того, что дома своего я уже не увижу никогда и поэтому нечего туда звонить.
Через некоторое время меня повели по лестнице этажом ниже и завели в большую комнату. Там был стол, в углу стоял флаг Украины. За столом сидела тучная женщина. Она спросила мою фамилию. Я ответил: «Шагин». И она распорядилась меня увести. Позже я узнал, что это был суд, а женщина была судьёй, и меня приговорили к двенадцати суткам за сопротивление милиции и хулиганство. Меня привели обратно в ту же комнату.
Часы на стене показывали одиннадцать вечера. Мне было сказано всё вынуть из карманов. Я выложил на стол разрешение на огнестрельное охотничье оружие, ключи от «Мерседеса», две тысячи долларов США, несколько сотен гривен, пластиковые визитные карточки с фотографией президента АОЗТ «Топ-Сервис» и паспорт гражданина Российской Федерации. После этого была составлена опись имущества, которую я подписал. На меня сразу же надели наручники. Руки застегнули за спиной, при этом наручники очень сильно сдавили. Меня сопроводили несколькими этажами ниже — в подвальное помещение, где находились камеры. Там мне расстегнули наручники, обыскали, попросили снять и отдать ремень. Проверив туфли, вынули из них шнурки и вырвали супинаторы. После чего меня завели в камеру, в которой были обшарпанные стены, окрашенные в зелёный цвет, и лавочка шириной сантиметров сорок у стены. Было холодно. Я попытался разместиться на лавочке, чтобы уснуть. Но из-за её небольшой ширины этого не получилось. Тогда я попытался подремать сидя, но сон не шёл. Время тянулось медленно. Примерно через час открылась дверь в камеру.
Меня вывели из камеры. Дежурный выложил из сейфа на стол мои вещи — шнурки, ремень, галстук. У стола стояли два незнакомых мне человека. Один из них был в серых брюках, жёлто-зелёно-сером пиджаке в мелкую клеточку и светлой рубашке с расстёгнутой верхней пуговицей. Глаза у него были серые, волосы — светло-рыжеватые с сединой. Он был крепкого телосложения, выше среднего роста, было ему около сорока лет. Второго звали Саша (так обращался к нему человек в клетчатом пиджаке). Саше на взгляд было хорошо за пятьдесят. Он был среднего роста, носил серый потёртый костюм и светлую поношенную рубашку. Худощавое телосложение и лицо, усики, ближе к чёрному кудрявые волосы. Саша курил сигарету без фильтра. Он забрал со стола мои вещи, и мне снова сдавили наручниками руки за спиной. Меня провели по коридору, вверх по лестнице и вывели на улицу через входную дверь. Только теперь я смог осмотреться. Мы находились во дворике перед зданием. С левой стороны были железные ворота. Перед ступеньками крыльца стоял автомобиль — белый «Форд Сьерра». Меня посадили на заднее сиденье. Рядом со мной с одного бока сел человек в клетчатом пиджаке, с другого — Саша. Спереди разместились водитель и ещё один человек. Автомобиль выехал за ворота и двинулся по улице. Присутствующие сохраняли молчание, лишь изредка обмениваясь с водителем словами о маршруте движения. Человек в клетчатом пиджаке разговаривал по телефону. Говорил, что забрали. Автомобиль то и дело сворачивал с улиц и переулков во дворы, под колёсами ощущались рытвины и ямы. Тёмные дома, безлюдные пешеходные дорожки с то там, то здесь стоящими автомобилями… Видимо, была уже глубокая ночь.
Наш «Форд» двигался с большой скоростью. Я не пытался заводить разговоры — только спросил, куда меня везут. Они не ответили. Мне мельком показалось, что мы проехали по набережной Днепра. И через некоторое время автомобиль проехал через ворота сетчатого забора и остановился перед зданием на хорошо освещённой жёлтым светом фонарей площадке. Меня вывели из машины. Большие пальцы на кистях рук от сдавленных наручников не ощущались. Я поднялся по ступенькам, и меня провели за железную дверь в здание. Думаю, что это было новое, строящееся здание РОВД. С правой стороны был холл, на полу которого лежали строительный мусор, электрические кабели, плитка. Слева были пульт дежурного и смотровое стекло. Мы прошли немного вперёд, и меня завели в дверь налево. Передо мной оказалась комната, а справа находились две или три камеры. На полу в комнате также находились стройматериалы. Было ещё несколько стульев, находившихся в хаотичном положении. С меня сняли наручники и завели в среднюю камеру типа «стакан» — примерно метр на метр, с лавочкой у стены. Железная дверь с большим (30 на 30 сантиметров) смотровым окном из оргстекла и решёткой. В этой камере на лавочке я просидел до утра. Сигарет у меня не было, да и вряд ли было бы позволено курить. К тому же я об этом совсем не думал.
Утром открылась дверь. Меня вывели из камеры и завели в комнату, в которую вошёл также человек высокого роста и плотного телосложения, в серых брюках и серой же рубашке. С улыбкой, похожей на оскал собаки, он направил на меня большую переносную видеокамеру.
— Фамилия? — спросил он.
Я заправил рубашку в брюки и ответил:
— Шагин.
Через неделю именно эту видеозапись стали показывать по всем телеканалам Украины во время брифингов и пресс-конференций, на которых работники прокуратуры и МВД, начальник милиции г. Киева и его заместители, равно как и прокурор Киева и его заместители, указывая на меня как на руководителя фирмы «Топ-Сервис» и гражданина Российской Федерации, называли меня организатором банды и заказчиком серии резонансных убийств высокопоставленных государственных чиновников. «Видели рекламу “Топ-Сервиса”: “Ой, «Топ-Сервис», ой, «Топ-Сервис», люды тут хороши!”? Так вот, — говорили они. — Этот хороший человек убивал людей!» «Ой, “Топ-Сервис”, ой, “Топ-Сервис”, люды тут хороши. Сдай товары у “Топ-Сервис” и отрымай пулю (гроши)». Впоследствии слова из этой рекламы в немного изменённом виде я неоднократно слышал от сотрудников правоохранительных органов — опер'oв, работавших со мной во время проведения следственных действий.
Меня снова завели в камеру, в которой я находился ещё некоторое время. Мрачные мысли не посещали меня, ибо всё это казалось простым и понятным. А именно — тотальной развёрнутой борьбой государства против компании, в которой я являлся соучредителем и президентом.
Дверь в камеру снова открылась. Меня вывели из неё и снова застегнули наручниками руки за спиной. В комнате находились дежурный и четверо молодых людей примерно одного возраста — лет до двадцати пяти, — крепкого телосложения, среднего роста, с коротко стриженными тёмными волосами. Одеты они тоже были одинаково: чёрные брюки или джинсы, цветастые рубашки с широкими воротниками и расстёгнутыми верхними пуговицами. Разговаривая между собой, они почему-то пританцовывали. Движения их были дёрганые. На шеях у них были золотые цепи, на кистях рук — браслеты, а на руках — толстые перстни-печатки. Меня вывели на улицу, запихнули в автомобиль — красную «восьмёрку» — на заднее сиденье с одним из молодых людей с каждого бока. Двое сели спереди — водитель и пассажир. Автомобиль двигался туго, низко проседая на ухабах до выезда на дорогу. Потом мы выехали на шоссе. Несколько раз звонил телефон. «Уже выехали, везём», — ответил тот, кто сидел рядом с водителем.
Машина пересекла осевую, двинулась по направлению от Киева и через некоторое время свернула в лесопосадку, проехав сначала по песчаной, а потом по лесной дороге. Мне приказали вылезти из автомобиля. На деревьях была молодая листва салатового цвета. Свежая зелёная трава колосилась сквозь настил коричневой прошлогодней листвы. Меня завели на несколько десятков метров вглубь леса. Один из присутствующих достал большой чёрный пистолет (скорее, думаю, он принёс его с собой из машины), передёрнул затвор и приставил пистолет к моей голове. Другой сказал, что мне дадут лопату и я буду копать себе могилу. Я ничего не говорил, поскольку не знал, что тут говорить и как на это всё реагировать. Меня беспокоило лишь то, что с меня сваливались туфли и сползали брюки. Я не хотел ни есть, ни пить, ни курить. На тычки и толчки тоже никак не реагировал, ощущая полную апатию к происходящему.