Белая роза
Шрифт:
Когда я, матерясь, посасывал слабый горький настой, пришел какой-то тип. Незнакомый. Тип, кажется, удивился, что я уже встал.
– Добрый день, – сказал тип. – Быстро вы оправились.
– А ты кто такой, твою мать?
– Лекарь. Обязан вас проверять ежечасно. Мы ожидали, что вы еще долго не очнетесь. Голова болит?
– Охрененно.
– Злитесь. Это хорошо – Он поставил свой мешок рядом с моей сумкой, куда не преминул заглянуть. – Что принимали?
Я объяснил и поинтересовался:
– Почему хорошо-то?
– Иногда наступает
– Да-а? – А не вышибить ли мне из него дух, просто развлечения ради? Сплин разогнать. А толку? Обязательно влетит громила-стражник, и мне станет еще больнее. Да и труд это слишком тяжелый.
– Вы тут на особом положении?
– Мне кажется, что да. Слабая улыбка.
– Выпейте. Это получше настоя из коры. Я выхлебал предложенную микстуру.
– Она очень волнуется. Первый раз вижу, чтобы она беспокоилась из-за подвергнутого глубокой проверке.
– Даже так? – Дурное настроение как-то улетучилось. Его микстура действовала быстро и сильно. – Что это за варево? Мне пригодилась бы пара бочек.
– Оно вызывает привыкание. Его получают из сока верхних четырех листьев травы парсифаль.
– Первый раз слышу.
– Редкое растение, – ответил лекарь, продолжая меня осматривать. – Растет в каких-то Полых холмах. Туземцы используют его как наркотик.
Отряд проходил когда-то через эти жуткие места.
– Я и не знал, что там есть туземцы.
– Их еще меньше, чем этой травы. В совете поговаривали, что после войны траву будут выращивать на плантациях. Как лекарство. – Он пощелкал языком, чем очень напомнил мне беззубого старца, у которого я учился лекарскому ремеслу. Странно. Я столько лет не вспоминал о Нем. И еще более странно – на поверхность сознания выплывали, как глубинные рыбы на свет, старые воспоминания. Госпожа хорошо взболтала мои мозги.
Я не стал расспрашивать о коммерческом выращивании лекарственных трав, хотя эта идея решительно не соответствовала сложившемуся у меня образу Госпожи. Злодеи обычно не стремятся унимать чужую боль.
– Как вы к ней относитесь? – К Госпоже? Сейчас – не слишком ласково. А ты?
Он не ответил на вопрос.
– Она желает увидеться с вами, как только вы придете в себя.
– Ожидает – значит, приказывает, – парировал я. – Мне уже кажется, что я не совсем и пленник. Как насчет выпустить меня погулять по крыше? Оттуда я вряд ли убегу.
– Я выясню, разрешено ли это. А пока можете размяться здесь.
Ха-ха. Единственная моя разминка – кувырки извилин. Мне просто хочется выбраться за пределы четырех стен.
– Ну что, я еще жив? – спросил я, когда лекарь завершил осмотр.
– Пока – да. Хотя я очень удивлен, как вы при вашем отношении к делу выжили в таком подразделении, как Черный Отряд.
– Там меня любят. Боготворят. Волоска на моей голове не тронут. – Настроение мое опять ухудшилось, когда он помянул Отряд. – Ты не знаешь, давно ли я тут торчу?
– Нет. Полагаю, не меньше недели. Возможно, дольше.
Так. Подозреваю, не меньше десяти дней. Если наши колдуны, путешествуя налегке, очень поторопятся и если их путь останется неизвестен.., за это время они могли пройти миль четыреста. Один шаг из многих. Дерьмо.
Тянуть время уже бесполезно, госпожа знает все, что знаю я. Интересно, пригодится ли это ей? И удивит ли?
– Как там мой друг? – спросил я во внезапном приступе вины.
– Не знаю. Его перевезли на север, потому что связь с его душой готова была порваться. Я уверен, при следующей вашей встрече Госпожа поднимет этот вопрос. Я закончил. Счастливо оставаться.
– Весельчак ублюдочный.
Он вышел, ухмыляясь.
Профессионал.
Через пару минут вошел полковник:
– Мне передали, что вы хотите выйти на крышу.
– Ага.
– Когда надумаете прогуляться, скажите охраннику. – Что-то его еще томило. – В вашем отряде дисциплина какая-нибудь есть? – спросил он после короткой паузы.
Его раздражало, что я не обращаюсь к нему «сударь». Мне пришло в голову несколько хамских ответов, но я подавил желание их высказать. Мой статус не долго может оставаться загадочным.
– Да. Хотя и слабее, чем в прежние времена. После Арчи нас осталось слишком мало, чтобы такой порядок окупался.
Хороший ход, Костоправ. Пусть оправдываются. Напомни им, что в нынешнее жалкое состояние Отряд пришел, сражаясь за Госпожу. И напомни, что первыми сдавались сатрапы империи. Офицеры должны это знать. И думать об этом хоть иногда.
– Жаль, – сказал полковник.
– Вы мой личный сторожевой пес?
– Да. Она почему-то очень вас ценит.
– Я когда-то посвятил ей поэму, – соврал я. – И поставлял кое-какие товары.
Полковник нахмурился, решив, что я над ним издеваюсь.
– Спасибо. – Я предложил оливковую ветвь. – Прежде чем идти на крышу, я поработаю немного.
Здорово я отстал. С тех пор как мы покинули равнину, я набросал лишь несколько заметок в «Синелохе».
Я писал, пока руку не скрутила судорога. Потом поел – стражник принес обед как раз, когда я посыпал песком последний лист. Заглотав еду, я постучал в дверь и сказал охраннику, что готов пойти наверх. Когда дверь открылась, я обнаружил, что ее не запирали.
Даже если я выйду из комнаты, куда мне податься? О побеге и думать глупо.
У меня появилось чувство, что я готов принять пост официального историка. Нравится мне это или нет, но это меньшее из многих зол.
Мне предстояло принять немало тяжелых решений. Я хотел обдумать все как следует. Госпожа понимала – у нее хватит таланта и силы, чтобы обскакать по части предвидения старого лекаря, шесть лет просидевшего в глуши.
Закат. Пламенеет запад, полыхают облака. Небо расцвечено необычайными красками. Холодный и свежий северный ветерок заставляет ежиться. Охранник держался в отдалении, создавая иллюзию свободы. Я подошел к северному парапету.