Белая змея

Ли Танит

— Не пошел на его свадьбу? Бей урода!

— Новая приятная встреча, — усмехнулся Йеннеф, когда его доставили к Чакору. — Как я понял, ты идешь требовать невесту, сержант?

— Я уже капитан, дружище, — ответил Чакор, обнимая Йеннефа. — Со мной ты будешь так счастлив…

— До предела. Что еще? — спросил ланнец. Но Чакор уже повернулся к Джеришу.

— Его-то я и имел в виду. Кроме шуток, не дайте этому человеку удрать.

— Тише, — положил ему руку на плечо Джериш. — Ты должен думать только об Элисси.

— Ну да.

Но это касается Анакир.

Джериш вскинул брови. Слова Чакора удивили его, но как бы то ни было, он сказал Баэду:

— Мы должны присмотреть за тем человеком. Это серьезно, понял?

Баэд с готовностью кивнул. Когда Отряд налетчиков двинулся дальше, Йеннеф оказался в его середине.

— Открывайте двери! Открывайте двери!

Соседи высыпали на балконы и, свешиваясь через перила, бросали им ленты и цветы.

— Открывайте, или мы подожжем вас!

Двери распахнулись. Увешанный знаками отличия, с обнаженным мечом в руке, в зале стоял Эрн-Йир.

— Вы не получите мою дочь.

— Я поклялся, что она будет моей, — звенящим голосом ответил Чакор, наслаждаясь действом. — Я клялся в этом своими богами. И Анакир, — добавил он, глядя в лицо Эрн-Йиру.

— Нет, — возразил Эрн-Йир. — Моя дочь останется со мной. Она — моя драгоценность.

— Она будет моей, — настаивал Чакор. — Вы со мной, друзья? — обратился он к Налетчикам. Те завопили и затопали ногами. Слуги Эрн-Йира заполнили зал, широко усмехаясь и потрясая дубинами.

Затем со ступеней лестницы заговорил жрец.

— Мужчины, теперь послушайте голос женщины.

И по лестнице спустилась Элисси.

На ней было мойхийское свадебное платье, поколениями переходящее от матери к дочери, от сестры к сестре, от тетки к племяннице — свободное одеяние из полотна, протканного золотой нитью, перетянутое под грудью поясом из белого шелка. С прически невесты спускалась сверкающая вуаль, желтая, как цветы синталя. Как и положено невесте, она казалась более прекрасной, чем сама жизнь.

— Отец мой, ты дорог мне, — произнесла она. — Но это естественно, что я должна уйти от тебя. Вот мужчина, которого я выбрала.

Эрн-Йир опустил меч и притворно заплакал. А Чакор, на родине которого мужчине не дозволялось проливать слезы ни по какому поводу, уже забыл о нем в ожидании, когда Элисси ступит на пол и возьмет его за руку, что она и сделала.

За ней спустился жрец в темном облачении, тоже с каймой из золота, и перед лицом всех свидетелей возложил на их руки меч, брошенный Эрн-Йиром, осененный незримым присутствием то ли того, чему нет имени, сущности богини, то ли их собственных душ, а может быть, звезд, поднявшихся над крышей дома.

Свадебный пир, для которого соединили три смежные комнаты, сняв с петель тяжелые двустворчатые двери, плыл сквозь ночь, подобно сияющему кораблю.

С некоторым интересом Вэйнек обнаружил рядом с собой жениха, очаровательного

и не вполне трезвого.

— Где ваш подмастерье, мастер Вэйнек?

— Какой?

— Очень одаренный. Тот, чье серебряное литье попало в Овечий переулок.

— Мы уже достигли большего… — произнес Вэйнек, растерявшись. — Ты говоришь о Регере эм Ли?

— Только не говорите, что его тут нет.

— Смею думать, что он здесь, если ты приглашал его. Попробуй вот эти соленые сливы.

— Очень нежные. Но я должен найти его, пока не забыл о нем окончательно.

— Хм, — протянул Вэйнек и подозвал другого мужчину со странно искаженными пропорциями тела — его мускулистые шея, торс и руки опирались на короткие кривые ноги карлика. — Ты не видел Лидийца?

— В окружении женщин, — мирно ответил тот. — Он обсуждал цены на бронзу с палубным офицером Эрна.

Он провел Чакора через три комнаты, представившись по пути как скульптор Мур. Имя было произнесено с застенчивостью, заставившей Чакора заподозрить, что Мур хорошо известен в Мойхи.

У него хватило житейской мудрости поблагодарить скульптора за то, что тот пришел на его свадьбу.

Последняя комната выходила на лестницу, ведущую в сад. Там стояли Регер, две мойские красавицы — одна черноволосая, другая с гривой цвета шафрана, — палубный офицер Эрна и еще несколько человек.

Мур замер, осматривая сцену, и указал на Лидийца, словно Чакор не знал его.

— Какой Ральднор! — произнес он спустя мгновение. Его лицо выражало восхищение, не имеющее ничего общего с чувственным. — Он профессионально сражался в Саардсинмее. Клянусь богиней, он вряд ли смог бы сделать свое тело лучше, даже изваяв его, — Мур дернул себя за губу. — Вы слышали о происшествии?

— В крепости мы мало что слышим…

— Это была статуя в два его роста, высеченная из лучшего мрамора. Я сам руководил обтесыванием блока. Я работал день и ночь. С таким камнем и такой моделью это не труд, а истинное наслаждение. Оконченная, она казалась мне одной из лучших моих работ, кроме выражения лица — тут я никогда не примирюсь с собой.

Чакор обеспокоенно взглянул через плечо Мура. За три комнаты отсюда цвела Элисси. Коррах-Анакир, ускорь его рассказ!

— Черты лица у него совершенно королевские. Здесь у меня не было проблем. Это не то что взять тело от одного, а голову от другого — к Эарлу такую работу. Но возникла какая-то трудность. Пойми я, в чем она заключается, я мог бы преодолеть ее… — Мур сделал знак левой рукой, отгоняя дурные мысли. — В общем, статуя была закончена в срок, невзирая на мои придирки. Затем ее под охраной повезли в Зарависс. Но в паре миль от зимнего дворца в Зараре буквально с чистого неба разразилась странная гроза. Река вышла из берегов и хлынула на процессию. Зеебы взбесились, когда их затопило до подпруг. Людей накрыло так, что они едва не утонули. Платформа перевернулась, и голова статуи разлетелась на осколки.