Белка, голос!
Шрифт:
У его «клиента».
«Я ни хрена не понимаю, — стонал Председатель от боли в желудке, которая мучила его уже несколько месяцев подряд. — Этот тип может использовать меня, угрожая расправой дочери. Но зачем нужно платить за работу деньги?» Председатель знал российские цены на рынке. К примеру, чтобы убрать человека из правящей верхушки милиции или мафии, можно было бы нанять отчаянных головорезов за небольшую сумму с одним-двумя нулями. Внутри страны. О чём только думает его клиент? За эти несколько месяцев Председатель сбросил десять килограммов. Он не просто похудел, от него осталась одна тень. Он не понимал сложившейся ситуации. Он не понимал, какое влияние оказывает серия его атак на сам регион. Например, как это преподносят местные газеты, а именно оппозиционная жёлтая пресса? Откуда такие гигантские суммы, которые им платят за задания? Кто
Председатель был уверен, что у клиента есть крыша.
У него опять разболелся желудок. В моче появилась кровь.
Но его дочь в заложницах.
Затем Председатель отправил ещё троих убийц. «Уничтожьте цель», — продолжал требовать клиент. «Что же он планирует?» — думал Председатель, прижимая обе ладони к животу. Предоставляемая клиентом информация о местонахождении цели, о маршрутах передвижения, об охране всегда была точной, подробной и самой свежей. «Эй, ты работаешь не хуже, чем в шпионских боевиках». Как только цель уничтожалась, гонорар моментально перечислялся в подпольный банк. Председатель задавался вопросом: «Это что, бизнес? — Но спросить ему было некого, поэтому этот вопрос он адресовал самому себе. — И это тоже бизнес? А сколько в моём желудке сейчас язв?» Он больше не мог использовать якудза в бегах и стал привлекать якудза, изгнанных из кланов. То есть стал нанимать киллеров из числа тех, кого ждало «пожизненное изгнание» после того, как их бывший клан всем разослал «красную метку об отлучении». [11] Это было абсолютное нарушение правил. «Я теперь уже не просто жестокий босс, а настоящий отступник. Но… и что с того? Кому какое дело? Это первоклассный заработок», — посуровел он. Раньше все прибыли клана шли от рэкета в кварталах развлечений, от бейсбольных ставок, подпольных казино, теневого отмывания денег, от разного рода вымогательств. Наркотиками в больших масштабах они не занимались. У председателя была такая присказка: «Важны чистенькие деньжата. Зарабатывайте головой, скоро двадцать первый век, в будущем нас ждёт бизнес. Бизнес!» Поэтому он и стремился к созданию японско-русского предприятия. И что в результате он получил, вот такой бизнес? «Однако, — ещё раз говорил себе Председатель, — чтобы прежде делать взнос в стоящий над ними главный клан, чтобы раздобыть эти деньги, сколько приходилось потеть членам группировки. Им приходилось испытывать большие трудности. В этом смысле мой бизнес стал настоящей наградой для жестокого босса».
11
Имеется в виду практика японского преступного мира, когда провинившегося члена клана отлучают от деятельности, рассылая всем остальным группировкам предупреждение о том, чтобы этого человека никто не брал к себе на работу, так называемая «красная метка отлучения» (печатается красными чернилами). Кроме того, существует «чёрная метка отлучения» (соответственно, напечатанная чёрными чернилами) — о временном отлучении. Наём на работу такого человека является вызовом для клана, из которого он изгнан, и может привести к столкновению двух группировок.
Или не так — для босса-отступника.
Чёрт… отступник… не отступник. Да какая разница!
Надо мыслить логически. Мучительно болит желудок. Даже пробрал понос. Он понимает, что в результате клиент его просто использует. Он понимает, что он пешка в чьей-то игре, шахматная фигурка, командир таких же мелких фигур, как и он сам. Уничтожить цель. Уничтожить. Уничтожить. Благодаря нынешним трём киллерам они заработали больше ста миллионов. Это бизнес. «Во-первых, моя дочь в заложниках. Во-вторых, что ещё я могу сделать?»
Ничего, кроме как продолжать отправлять киллеров.
Он собирался отправить ещё одного.
Нанять отлучённых от группировок было непросто. Он с трудом улаживал эти дела. Но он не мог этого не делать. Ведь дочь в заложницах. Где-то в глубине души он понимал, что это просто отговорка. Всё это: и его переживания, и боли в желудке, и жертвы ради клана — всё это не ради этой девчонки.
Он придавил руками живот: «Как же я похудел!»
Кожа да кости.
У него было дурное предчувствие. И это дурное предчувствие оправдалось. Из главного клана на него поступила жалоба. В тот самый момент, когда он собирался завербовать очередного киллера, к нему прислали переговорщика. Ему намекнули, что «с точки зрения кодекса чести его поведение сложно простить». Естественно, его порицали, это было очевидно. Председатель подумал: неужели он слишком переусердствовал в вербовке наёмников? Кроме того, переговорщик сообщил ему, что ходит много других нехороших слухов.
А затем без обиняков спросил:
— Ты что, собираешься развязать войну в России?
Председатель испуганно зыркнул на него. Неужели кто-то доносит на него?
Его обвиняли в том, что он снабжает кого-то наёмниками. Главный клан не одобряет этой неразберихи. Председатель понял, что о поступлении денег с другой стороны Японского моря уже стало известно.
— Ты решил, что сможешь отмывать бабки, прикрывшись нашим авторитетом? Ты слишком много получаешь лёгких денег.
Переговорщик сказал без обиняков:
— Главный клан хочет отлучить тебя. Босс сдаёт тебе в аренду твою нынешнюю территорию для рэкета. А ты, выходит, нашёл себе новую территорию. Если хочешь разойтись по-тихому, плати пятьсот миллионов. Ты ведь зашибаешь бешеные бабки в России.
— Пятьсот миллионов?
— Это решение главного клана.
«Неплохо они навели справки, — подумал Председатель. — Сейчас у нас в сейфе, кажется, как раз пятьсот миллионов. И они хотят, чтобы я внёс эти деньги в казну? Так-так, — подумал Председатель. — Они угрожали тем, что лишат его положения. Да ради этих бабок мои ребята жизнь положили! Ведь сначала я направлял туда полноправных членов клана. Пожертвовал ими ради взятой в заложницы дочери. А теперь боссы хотят, чтобы я отдал деньги, полученные в обмен на их жизни?
Если я так поступлю, я для них перестану быть боссом.
Даже боссом-отступником».
Переговорщик окинул его взглядом. Как будто хотел спросить: «Ну, и что ты будешь делать теперь?»
«Сволочь, — подумал Председатель. — Он смеётся надо мной, потому что я дал маху. Наверняка смеётся. Что ещё за „переговорщик от главного клана“! Что ещё за „рекомендую вам это сделать“! Ты ведь тоже шантажист. Разве нет?» И Председатель сунул руку сзади под пиджак. За ремнём у него была «беретта», для самообороны. Он достал её. А затем выстрелил. Прямо в переговорщика.
Три выстрела.
Четыре выстрела.
А затем, даже не посмотрев на труп, прижал руки к животу и простонал:
— Как же больно…
Всё это произошло в секретной комнате. В его кабинете в офисе клана и на случай внезапного налёта, и на случай допроса была установлена надёжная звукоизоляция и пуленепробиваемые стены. Председатель сразу же достал из серванта три-четыре банки с лекарствами и стал глотать таблетки для желудка, одну за другой. Он покачал головой вправо-влево. Потряс, чтобы прийти в себя. Затем провёл рукой по груди. Будто удостоверяясь: вот здесь проходит пищевод, через него попадает в желудок лекарство. Затем дохнул в ладонь. Кислый запах из желудка, скверный. Но терпеть можно.
Он плюхнулся в кожаное кресло.
Взял со стола пульт. Общий для телевизора и видеомагнитофона. На уровне глаз стоял телевизор. Включил его. На мгновение экран вспыхнул, а затем потемнел. Телевизор переключился на воспроизведение видео. Видеокассета была уже вставлена в магнитофон, он отмотал её назад и нажал на кнопку воспроизведения.
На экране появилась его дочь.
«Моя дочь».
Рядом с ней была собака. Дочь находилась в какой-то холодной, промозглой комнате и смотрела в камеру. То есть она смотрела прямо на него. На своего отца. Такие кассеты регулярно присылал ему его русский клиент. Эта последняя. Ничего не менялось. По-прежнему дочь посылала ему проклятия. Бранила его грубыми словами. «Идиот!» — кричала она. Единственное, что изменилось, так это то, что с какого-то момента на записи рядом с дочерью появилась собака. Будто она была её телохранителем. Сначала она показалась ему совсем маленьким щенком, но постепенно росла, и теперь её можно было уже назвать молодым псом. И эта собака тоже смотрела в камеру.
И дочь, и собака, не шевелясь, смотрели прямо в объектив камеры.
Зловеще.
Спокойно.
«И собака, — подумал Председатель. — Даже такая тварь, как эта собака…».
«Вы что, оцениваете мой вес, что ли?»
«Это моя дочка, — ещё раз подумал Председатель. — Девчонка от первой жены. Чёртова соплюха. — Председатель, как заворожённый, не мог отвести глаз от экрана. — И ради этой девчонки… — сказал он вслух. А затем продолжил про себя: — …я послал на смерть столько людей. — А затем ещё раз сказал вслух: — Ребёнок… мой ребёнок. Я и не люблю её вовсе. Я проклят».