Белое небо. При необходимости уничтожить
Шрифт:
– Профессор, нужно срочно уходить, у нас тут… хм… небольшой конфликт произошел. Могут быть последствия.
Лазерсон даже не пошевелился.
– Пойдемте, нет времени. – Гончар за локоть поднял профессора.
Тащить два рюкзака и подгонять ковыляющего сзади Лазерсона – то еще удовольствие. Но он справился. По дороге профессор, путая иврит и русский, вновь бормотал о пришельцах, об экспериментах, об очистительном пламени и единственном выходе. Олег не слушал, он думал о том, что если все обойдется, если ночь пройдет спокойно, то завтра утром он выведет ученых из Зоны.
Когда они поравнялись со скалой, из-за кустов выскочила взволнованная Мартина.
– Я уже решила, что-то случилось!
– Случились два рюкзака и пожилой сумасброд, – проворчал Гончар. – Чрезвычайно обяжешь меня, если возьмешь его на поруки, мне двух рюкзаков за глаза хватит.
– Что теперь?
– Идем вдоль реки. Нужно отойти хотя бы на километр.
Конечно, хождение ночью по Зоне – то еще удовольствие, но другого выхода не было. Гончар не слишком верил, что «садоводы»-спецназовцы бросятся их искать в полуночной тьме, тем не менее оставаться поблизости было опасно.
Привал устроили через час, когда Гончар решил, что они порядком замели следы.
– Здесь вроде бы безопасно, – сказал он, опуская рюкзак на сосновую хвою. – Профессор, вы как?
Лазерсон молча кивнул и опустился на разложенный Мартиной спальник.
– Дежурить будем по очереди. Не думаю, что тут нас кто-то потревожит, но на всякий случай. Я – первый, через три часа меня сменит мадам Ищу-Приключения-На-Свою-Задницу, под утро профессор.
Потом, конечно, Гончар корил себя, что недоглядел за ученым, но тогда он был слишком зол на Мартину и слишком устал, чтобы становиться нянькой для еще одного чокнутого ученого.
Олег проснулся внезапно – его кто-то позвал. Наверняка шалости Аномалии, такое с ним уже бывало в Зоне, и каждый раз, когда это происходило, случалась какая-то пакость. Сейчас он слышал голос ясно и четко, совсем рядом с собой. Хорошо знакомый голос, только никак не понять, чей именно.
Занималось раннее утро, опять же без розовых рассветов – небо просто равномерно светлело. Мартина лежала, свернувшись клубочком – уже хорошо, но Лазерсона рядом не было. Спальник разложен, рюкзак стоит рядом, а сам профессор пропал. Черт, прямо как с Симанским!
Олег осторожно распустил молнию спальника и выбрался наружу. Надел ботинки и подтянул к себе рюкзак профессора. Расстегнул. Вроде все на месте.
Мартину будить не стал, пошел один, интуитивно почувствовав, что не нужно ей смотреть на то, что покажет Зона. Если бы Зона хотела, чтобы видела и она, – разбудила бы обоих.
Сейчас чуждость Зоны чувствовалась особенно остро. Ни единого звука не нарушало мертвую тишину, ни один лист, ни одна ветка не шелохнулась, ни одно животное не показалось в траве. Да и сама трава тонула в сером, цвета неба, тумане.
Обезумевшего ученого Олег нашел у Тотемного Столба – еще одной причуды Аномалии. Ночью, в суматохе, Олег совсем забыл про него. Высокий, в два человеческих роста, черный столб из неизвестного материала одиноко возвышался в центре поляны. На вершине столба то ли расправляла крылья стилизованная птица, то ли находилось подобие креста. По темной глянцевой поверхности вились изображения или стилизованные письмена. Долгое время их пытались расшифровать, считая, что таким образом Аномалия пробует общаться с человечеством, но так и не преуспели.
Вокруг столба были выложены окровавленные тушки зверьков – похоже, ученый рвал их зубами. Сам Лазерсон, привалившись спиной к столбу, сидел в центре этого кровавого круга. Растерзанный каким-то более крупным зверем, профессор истекал кровью. Хотя, может, зверь ни при чем и это он самолично разодрал себе горло.
Все-таки «грива» зацепила профессора, и Аномалия в гипертрофированном виде вытащила наружу все дурное, что в нем находилось. Видать, что-то совсем страшное, раз жить с такими воспоминаниями он не смог.
Олег нагнулся, приложил пальцы к шее Лазерсона проверить пульс, и тот, почувствовав прикосновение, открыл глаза. Налитые кровью, совершенно безумные, полные ненависти. Он дернулся и вдруг завыл, громко и страшно; согнутые пальцы, больше похожие на когти хищной птицы, потянулись к шее Олега.
Другого выхода, кроме как быстро и безболезненно отправить ученого на тот свет, Олег не видел. Когда все было закончено, Гончар ушел в самую чащобу, откуда не было видно ни лежащего в траве тела, ни Тотемного Столба. Не мог он сейчас вернуться – отвечать на вопросы Мартины и видеть вещи профессора было выше его сил.
Гончар прижался лбом к шершавой сосновой коре и долго стоял, повторяя: «Я не убийца, это все Зона».
18 августа, 10:20
Мартина шла первой. Сухие ветки трещали под подошвами ее берцев, она отмахивалась от вездесущего гнуса, но упрямо двигалась вперед. Шаг ровный, хоть и дышит тяжело, отметил Гончар. Понятно – устала, еще и жарко. Темные волосы у шеи намокли, струйка пота стекала по спине вниз, к ремню, затянутому на талии. Брюки из черного софтшелла немного полнили ее, но, как ни странно, совсем не портили.
Смотреть на ее крепкий зад – одно удовольствие, только не об удовольствиях сейчас нужно думать. Но что он мог с собой поделать, если за тринадцать лет брака выработался устойчивый рефлекс: до развода вся его семейная жизнь состояла из череды черно-белых полос – после скандала всегда следовало бурное примирение в постели.
С Мартиной все пошло наперекосяк с самого утра, как только он ее разбудил, хотя известие о смерти Лазерсона она приняла спокойно (Олег сказал, что на ученого напали звери) и молча. Не порывалась бежать к телу, не выясняла подробности. Выслушала наспех состряпанную историю о диких животных (поверила или нет – непонятно) и сразу полезла в рюкзак за картой, расстелила ее на траве, принялась что-то высматривать. А Олег, искоса наблюдая за ней, никак не мог избавиться от стоявшей перед глазами картины – устремившийся в небо Тотемный Столб, растерзанные тушки животных и налитые кровью безумные глаза Лазерсона. Так явственно, четко, что он, содрогнувшись, прошептал: «Я не убийца». И Зона с ним согласилась. А иначе почему он до сих пор жив?