Белое Рождество. Книга 2
Шрифт:
Когда посетитель ушел, Серена позвонила родителям Кайла, а потом в приют Майку и рассказала ему о случившемся.
– Отец Кайла потребовал, чтобы его похоронили рядом с семейным домом, на бостонском кладбище. Я вылетаю туда завтра утром, как и планировала. Я не знаю, когда состоятся похороны и когда я вернусь в Сайгон. У Чинь нет телефона, и я не успею связаться с ней до отъезда. Может, вы сами расскажете ей?
– Да, – мягко отозвался Майк, сожалея, что Серене придется ехать одной и он не сможет быть рядом. – Кстати, Серена... – Сейчас было не самое подходящее время
На другом конце линии воцарилось молчание, потом Серена произнесла так тихо, что Майку пришлось напрячь слух, чтобы разобрать ее слова:
– Я знаю, Майк. Я тоже тебя люблю. – Из глаз Серены хлынули слезы, и она положила трубку на рычаг.
Серена вышла у церкви из такси и плотно запахнула пальто, спасаясь от пронизывающего холода и снега. Храм был полон, и, войдя внутрь, она увидела, как к ней поворачиваются присутствующие, услышала пробежавший по толпе шепоток и поймала на себе гневные взгляды. Не обращая ни на кого внимания, она с уверенным достоинством прошагала к передним скамьям маленькой церкви.
Отец и мать Кайла сидели слева от прохода, не отрывая взгляда от покрытого флагом гроба, стоявшего у алтаря. Они даже не взглянули на Серену, пока та устраивалась на скамье справа.
Армейский капеллан, отправлявший обряд, легким кивком дал ей понять, что заметил ее появление, и предложил собравшимся спеть вместе с ним заупокойную молитву.
Серена не видела ничего, кроме гроба. Она знала, что сразу после смерти Кайл был похоронен на захламленном пустыре на берегу Красной реки под Ханоем. Теперь его останки покоились в бронзовом гробу под американским флагом. В волосах Серены сверкали снежинки, лицо обжигал холод. Ей было трудно поверить, что Кайл лежит здесь, в нескольких шагах от нее. Даже теперь, по прошествии долгого времени, ей было трудно представить, что он мертв.
Капеллан начал читать двадцать третий псалом:
– «Если я и пойду долиной смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной...»
Серене вспомнился юный морской пехотинец, щеголявший в Сайгоне в футболке с надписью: «Если я и пойду долиной смертной тени, не убоюсь зла, поелику нет в той долине другого такого ничтожного сукина сына, как я...»
– «Так, благость и милость Твоя да сопровождают меня во все дни жизни моей, и я пребуду в доме Господнем многие дни», – закончил капеллан.
Потом спели еще один псалом, и капеллан заговорил о Кайле, рассказывая, каким замечательным, мужественным человеком он был; о том, что с детства он не внушал своим родителям иных чувств, кроме гордости; о его патриотизме и любви к родине, за которую он отдал жизнь.
Серене казалось, что говорят о каком-то другом Кайле. Она подумала, что, услышь Кайл эти слова, он себя бы не узнал.
Четверо военных в форме выступили вперед, подняли гроб и понесли его на улицу к поджидавшему катафалку. Серена и родители Кайла шагали следом, а за ними шли остальные.
Путь от храма до кладбища был недолог. Серене хотелось взять под руку миссис Андерсон, но пожилая
Когда они остановились у края могилы, снег еще продолжал падать. Серена подумала, где сейчас находится Чак, почему он не приехал, и со стыдом поняла, что его отсутствие не удивило ее, а, скорее, принесло некоторое облегчение.
Она почти бессознательно присоединилась к голосам, возносившим молитву, чувствуя, как соленые слезы смешиваются со снегом на ее лице. Протрубил горнист, и человек в военной форме, сняв с гроба флаг, бережно свернул его и подал Серене. Она увидела истерзанное горем, заострившееся лицо миссис Андерсон, поймала на себе взгляд Ройда, полыхавший жгучей ненавистью.
Она медленно приложила полотнище к губам и поцеловала его. Это не был патриотический жест. Этим поцелуем она в последний раз прощалась с Кайлом. Она подошла к матери Кайла и с достоинством, способным поколебать даже каменное сердце, протянула ей флаг.
– Спасибо, – негромко произнесла женщина.
Отец Кайла ничего не сказал. Его суровое лицо оставалось неподвижным.
Серена отвернулась от супругов. Снег ложился на ее волосы, плечи и поднятый воротник пальто. Все кончено. Ей оставалось лишь вернуться в Сайгон, где ее ждет Чинь.
Глава 34
Как только в Париже были подписаны мирные соглашения, Габриэль встретилась со служащим северовьетнамского посольства, который с лета 1970 года поставлял ей кое-какие сведения.
– Освободят ли моего мужа вместе с американцами? – требовательно осведомилась она. Ее золотисто-рыжие волосы беспорядочно ниспадали на блестящий иссиня-черный мех норковой шубки, которую она сама подарила себе на Рождество.
Лицо служащего и его голос оставались такими же равнодушными, как всегда:
– Ваш муж не американец и не военнопленный, так что...
– Но его взяли в плен! – с горячностью перебила Габриэль.
– Он не американец и с официальной точки зрения не является военнопленным, – невозмутимо повторил вьетнамец. – Ввиду ваших родственных связей с полковником Дуонг Квинь Динем и из уважения к его памяти вам сообщали сведения, которые, как правило, считаются секретными. Вам известно, что ваш муж жив. Вы знаете, что его содержат вместе с солдатами армии марионеточного режима. Я рассказал вам все что мог, товарищ. Если появятся новые сведения, их до вас доведут.
Новых сведений, однако, все не было. 12 февраля несколько сотен измученных, но ликующих американцев вылетели из Сайгона на Филиппины, а затем на авиабазу Тревис в Калифорнии. В марте американские войска окончательно оставили Южный Вьетнам и власти Ханоя отпустили очередную группу пленных. Вместе с ними получили свободу немало гражданских, среди которых были журналисты. Но Гэвина среди них не оказалось.
Габриэль вновь отправилась в посольство Северного Вьетнама. Ее информатор оставался непроницаемым, как прежде.