Белое танго
Шрифт:
— …каковой джентльмен, придя в ужас от совершенного им зверского и немотивированного убийства непосредственной начальницы, наложил на себя руки…
— Отчего ж немотивированного — очень даже мотивированного. Непосредственная начальница изобличила оного джентльмена в преступных махинациях на астрономические суммы, которые он затем отмывал через их предприятие. О чем осталась магнитофонная запись…
— Запись? Это которую я сделала… то есть покойная миссис Дарлинг?
— Обрывающаяся, увы, сразу после увлекательной сказочки про калифорнийскую нефть…
— Мило! Но тогда придется доказывать, что Джулиан и Дуэйн Мак-Ферлин —
— А он и есть одно лицо.
— То есть как? Но отпечатки…
— А тебе не приходило в голову, что Эрвин Брикстон — наш человек, а никакого Джулиана Бишопа в природе нет и не было. Дуэйн, милочка, был жалкий адвокатишка, которого сначала подманили, сыграв на его непомерной жадности, потом подставили, а потом помогли унести ноги и легализоваться на новой родине.
В обмен на некоторые услуги. Ведь это он впустил меня в ту ночь в твою комнату…
Таня прижала ладонь к виску.
— Стоп-стоп, тогда выходит, что «Бонанза»…
— Ты переживаешь за зажравшихся янки?
— Однако! И что теперь?
— А что теперь? Бренные останки миссис Дарлинг будут извлечены из чемоданов и преданы земле в закрытом гробу и торжественной обстановке, извини за неуклюжую игру слов. А агент Теннисон по завершении восстановительного курса в «Элвендейле» направляется в Корнуолл на специальную учебную базу.
— Не пойдет.
— Что, неужели не понравилось в «Элвендейле»? Для тебя же, между прочим, старались, упрятать по-надежнее, пока тут шум не поутихнет маленько. Согласись, кому бы пришло в голову искать тебя в подобном месте?
— И заодно посмотреть, как я буду реагировать на такую шизуху.
— Ну, не без этого. В нашем деле надо быть готовым ко всяким поворотам. И кстати, справлялась ты безупречно… А теперь, когда ты все знаешь, тебе там хорошо будет. Отдохнешь, нервишки подлечишь. На базе, честно говоря, отдыхать не дадут.
— Дело не в этом. Против «Элвендейла» я ничего особенно не имею, такая дурь, что даже забавно. Просто я не хочу работать на вашу контору.
— Так. — Морвен постучал пальцами по столу. — Ты не вполне представляешь себе, от чего пытаешься отказаться. Ты же буквально создана для такой работы, а она — для тебя. Со временем откроются головокружительные перспективы.
— Если дадите дожить.
— О чем ты говоришь? Как ты уже успела убедиться, мы дорожим талантливыми людьми.
— Если бы задачей органов была забота о талантах, то это было бы уже министерство культуры. Вы, голубчики, призваны не дорожить людьми, а использовать людей, манипулировать ими и безжалостно от них избавляться, когда они окажутся ненужными или хотя бы потенциально вредными. А ненужными и вредными они становятся не только в силу ошибки или собственного злого умысла, а чисто ситуативно. Причем ситуация чаще всего возникает по вашей же милости.
— Помилуй, мы же порядочные люди…
— Эти аргументы прибереги для других. Когда спецслужба руководствуется соображениями порядочности, а не целесообразности, грош цена такой спецслужбе.
Но от твоего предложения я отказываюсь совсем не из моральных принципов.
— Почему же?
— Потому что хочу быть свободна в своих решениях. Хочу не только решать задачи, но и сама их ставить, взвешивать риск, определять альтернативы, иметь право отказаться от того, что считаю неумным, несвоевременным, нецелесообразным.
Иными словами, не желаю быть винтиком, даже золотым, вроде мифического Джеймса
— Это я-то винтик? — Морвен откинулся на спинку стула и расхохотался.
— А кто? Ведь ты самостоятельно не можешь решить даже, что теперь делать со мной — обрабатывать дальше, ликвидировать или отпустить на все четыре стороны.
— Это как сказать…
Морвен замолчал, с интересом поглядывая на Таню. Молчала и она. Он заговорил первым:
— Пока что ты убедила меня лишь в том, что работать на нас не хочешь и не будешь, но никак не в том, что отпустить тебя будет целесообразно. Пока что я в этом отнюдь не уверен. Ты чересчур много знаешь, слишком непредсказуема и независима, уговоры на тебя не действуют, более решительные меры дадут результат, обратный желаемому… Обидно, конечно, терять такой превосходный материал, а что делать? Раз не получается использовать, остается только ликвидировать. Моя внутренняя женщина будет, конечно, безутешна до конца дней своих, да и мужчине будет очень, очень грустно, но… Грош мне цена, как золотому винтику в конторе, если не смогу переступить через собственные чувства… Ну что, жду твоих аргументов.
— У меня их нет. Зато есть кое-что другое.
— Что же? — Интерес его был неподдельным.
— Для этого мне нужно съездить в Саррей.
— Это исключено.
— Боишься, что сбегу? Напрасно. Впрочем, можем поехать вместе. Сейчас глубокая ночь, там все спят, никто нас не увидит. Или дай мне охрану из самых надежных твоих соколиков. Ручаюсь, не пожалеешь.
Морвен задумался.
— Говори, что именно нужно взять.
— Скажу. Только, ты же понимаешь, если это сюда не доедет, будет очень некрасиво.
— Доедет.
…Через час лорд Морвен высыпал на стол содержимое старенького черного чемодана.
— Ну, и что ты мне хотела показать? Старые перчатки или, может быть, запасную занавеску для ванной?
Голос его звучал раздраженно, видимо, давала себя знать вынужденная бессонница.
— Позволь.
Таня взяла у него раскрытый пустой чемодан, слегка нажала на заклепки на задней стенке… В потайном отделении между первым и вторым дном лежал большой лоскут серой ткани. Таня приподняла его…
Морвен, довольно резко отстранив ее, осторожно достал то, что лежало под лоскутом, разложил на столе, вгляделся, затаив дыхание…
— Чтоб мне провалиться! — заорал он, вдоволь наглядевшись. — Ты ведьма!
Натуральная ведьма! Откуда? Оно же сгорело сто лет назад!
— Оттуда же, откуда и творение Гризома, — спокойно ответила Таня. — Понимаешь, я там нашла двух Мадонн, обеих и прихватила. В живописи я разбираюсь плохо, глазами никогда не различила бы, где оригинал, где копия. Но энергетика у картин была совершенно разная, точнее, ты уж извини, у твоего любимого Гризома она никакая, а у Эль-Греко — ого-го-го! Даже с фотографии шибает. В общем, я немного поразмыслила — и решила сдать Шерову копию. Не то чтобы обмануть кого хотела, просто чуяла что-то. В конце концов, я свое дело сделала, картину добыла, какую заказывали, а уж что это такое — копия, оригинал, дедовы подштанники — меня не касается… Признаться, я удивилась тогда, что специалист заграничный — ты сам, как я теперь узнаю — спокойно принял подделку, на которой даже я не обманулась… А саму картину упаковала понадежней, в этот самый чемодан, да сюда и привезла. На черный день. Вот он и настал… Ну что, удалось мне тебя подкупить?