Белогорская крепость
Шрифт:
Ночью я проснулась от сильного шума и с минуту лежала, испуганно прислушиваясь, пока не поняла, в чем дело. Из всех кранов ванной лилась вода. Это было прекрасно. Это говорило о том, что слесарь очнулся, устыдился и поздний
– Почему, – громко спрашивал муж, обращаясь неизвестно к кому, – почему в сфере обслуживания до сих пор присутствует этот милый элемент домашности? Не пора ли кончать с Белогорской крепостью?
– Ты о чем?
– О крепости, о Белогорской, – загремел в ответ муж. – О той самой, описанной А. С. Пушкиным, где капитанша собственноручно наказывала подчиненных мужа, где по ее приказанию девка Палашка отбирала у офицеров-дуэлянтов шпаги и запирала их в чулане. Эта трогательная неофициальность, эта буколическая простота нравов, кое-как уместная в восемнадцатом веке, сегодня неуместна совершенно – пора это понять! Я не хочу вникать в ваши семейные драмы и личные дела! – продолжал греметь муж. – Вы на работе! Я не хочу слушать объяснения: дескать, тетя Лиза все утро простояла в магазине за плащом, поэтому номер не убран, а обед несъедобен, ибо повариха еще только учится! Это не мое дело, черт возьми! Я плачу деньги, которые мне трудом достаются! Благоволите обделывать ваши личные дела в нерабочее время! Ваше настроение и ваши неприятности меня не касаются! Врач, когда он на работе, или инженер, или... Нет, почему, почему считается, что везде надо работать хорошо, а в сфере обслуживания – кое-как? Почему?
Наутро, покидая гостиницу, муж потребовал книгу жалоб.
Администраторша сказала:
– Пожалуйста, но только с условием: вы жалоб на нас не пишите. А то нас премий лишат! Деньги знаете как нужны. У меня внучка недавно родилась, то ей одно надо, то другое, прямо не напасешься!
Муж застонал, махнул рукой и пробормотал: "Нет! Она бессмертна!" И быстро вышел, не притронувшись к книге. Притронулась я. Я написала туда благодарность за хорошее обслуживание, потому что вообразила себе малютку внучку, которой нужно то одно, то другое...
Садясь в наш "Москвич", я спросила мужа:
– Кто бессмертен?
– Крепость, – ответил он. – Белогорская.
1968