Белоснежка и Аллороза
Шрифт:
«Ап Фронт» отыскался на Тамайами-Трейл, на участке земли, входившем в округ Калуза, но прижатом к его южной границе. Когда-то «Ап Фронт» был простой лачугой, сколоченной из сосновых досок, обитатели которой увлекались распространением научной литературы о христианстве. Ныне скромная вывеска гласила: «АП ФРОНТ» — и пониже — более мелкими буквами: «топлес-клуб, открыт с двух часов дня до двух ночи».Согласно отчетам департамента полиции, это был как бы филиал публичного дома, — а ведь существовал еще и клуб «Алиса».
Клубные девушки в сверкающих блестками
Бедно одетая девица у входа сказала им, что мистер Маккафферти «где-то внутри», добавив, что «он, должно быть, курит сигару». Купер Роулз, ранее работавший в Хьюстоне, в Техасе, уверял Блума, что там топлес-клубы и публичные дома куда непригляднее, чем где бы то ни было в Америке. Блум, однако, сомневался, что где-либо в Америке есть заведение, равное по убожеству «Ап Фронт».
Тускло освещенная комната была оклеена выцветшей гофрированной бумагой, позаимствованной, вероятно, на давней рождественской вечеринке в Нью-Йорке. Сейчас, в три часа дня, там находились четверо мужчин и семь девушек. Одна из девушек танцевала на импровизированной сцене посреди комнаты. На ней была лишь набедренная повязка с розеткой. На заднем плане возвышался экран: на нем негритянка и белый давали выход своим чувствам. Девушка, танцующая перед экраном, казалось, не обращала внимания на пыхтение, хриплые стоны позади нее. Поглощенная танцем, она наслаждалась им. Возможно, предположил Роулз, воображала себя Макаровой. Или Навратиловой. Он всегда путал артистов балета со звездами тенниса.
Три другие девицы танцевали для своих клиентов, сидевших за столиками в темных углах. Они приспустили бюстгальтеры, позволяя своим мужчинам смотреть, но не трогать. Еще три девицы примостились за столиками в относительно светлом углу комнаты. Одна из них прижимала огромного плюшевого мишку к своей внушительной груди. Другая затягивала ремень вокруг талии. Ремень сверкал в темноте оранжевыми бликами. Третья девица потягивала пиво из жестянки.
Тучный, попыхивающий сигаретой Ангус Маккафферти сидел возле сцены. Блум по опыту знал: все владельцы подобных заведений — тучны и курят сигары. В чем тут дело? Толстяки, питающие пристрастие к сигарам, непременно открывают топлес-клубы? Или любой мужчина, открывающий топлес-клуб, в конечном счете обрастает жирком и начинает курить сигары? Между тем Маккафферти делил свое внимание между порнофильмами и девушкой, самозабвенно извивающейся на сцене. Блум полагал, что она одурманена наркотиком. Впрочем, ему-то было все равно: важно, чтобы никто не продавал его в клубе.
— Следователь Блум, — представился он Маккафферти, нарушив его мечтательное состояние.
— Хэлло, присаживайтесь, — встрепенулся Маккафферти. — Чувствуйте себя как дома. Хотите пива или чего-нибудь?
Детективы уселись.
— Девушка по имени Трейси Килбурн. — Блум обошелся без предисловия. — Вам что-нибудь известно о ней?
— Вас интересует имя Трейси? — Маккафферти философски пыхнул сигарой. — Я вам расскажу… Сегодня девушек по имени Трейси куда больше, чем девушек по имени Мэри или Ким. Особенно в топлес-клубах. В таких заведениях Трейси и Ким — самые популярные имена. У меня было три Трейси и две Ким. Что еще вам сообщить?
— Зато у нас есть новость, — сказал Роулз. — Трейси Килбурн мертва.
— Мне очень жаль, — воскликнул Маккафферти. — Вы уверены, что не хотите пива? Ким! — крикнул он. — Обслужи нас.
Блондинка в чулках-паутинках, черных лодочках на высоком каблуке, черной мини-юбке и белом кружевном фартучке — все, что на ней было, — скользнула к столику.
— Что угодно, джентльмены? — спросила она.
— Ничего, — отрубил Блум.
— То же самое, — подтвердил Роулз.
— Мне бурбон со льдом, — распорядился Маккафферти. — Да побыстрее. — Когда девушка удалялась, он пробормотал, ухмыляясь: — Чудесно вращает бедрами.
Что удивляло Блума — так это то, что Маккафферти, казалось, нисколько не нервничал в их присутствии. Он тотчас же пришел к заключению, что здесь, пожалуй, чисто, если не учитывать девушек, вертевшихся у столиков в темноте. И все же одна из них, выполнявшая ту же работу, не так давно получила пулю в горло. Да еще и лишилась языка…
— Мы спрашивали вас о Трейси Килбурн, — напомнил Блум.
— Это ее настоящее имя?
— Насколько мы знаем, да.
— Когда?
— Что когда? — переспросил Роулз. — Когда она здесь работала или — когда бросила работу?
— Как вам угодно, — сказал Маккафферти. — Это ваше шоу.
— Вроде бы она работала у вас в прошлом году. С мая по июль.
— Трейси Килбурн, — пробурчал Маккафферти.
Вернулась Ким с бурбоном. Она поставила напиток на стол и склонилась над мужчинами, как учил ее Маккафферти. Ее груди касались плеч Блума.
— Что-нибудь еще? — протянула она лукаво.
— Ким, это представители закона, — сообщил ей Маккафферти.
— О-о-о, извините… — Ким вытаращила глаза. — Закон не ценит голые титьки?
— Убирайся! — рявкнул Маккафферти. Он поднял бокал. — Очень дерзки эти юные девицы. Никакого почтения ни к кому! Трейси Блум, а? Никаких ассоциаций, очень жаль.
— Где-то в мае прошлого года, — настаивал Блум. — Работала до июля или около того…
— Как она выглядела?
— Лет девятнадцати. Длинные белокурые волосы. Полна жизни и энергии… — сказал Роулз.
— Девятнадцатилетние блондинки, — пожал плечами Маккафферти. — Все они полны жизни и энергии. Что тут особенного?
— Я уже сказал — что, — возразил Роулз. — Она умерла.
— А я сказал, что сожалею, — буркнул Маккафферти. — Хотите, чтобы я прочел элегию?
— Эпитафию, — поправил Блум.
— Что бы там ни было, — вздохнул Маккафферти, — я не помню ее. И конец.