Белые лодьи
Шрифт:
Вообще, если наблюдать за нашей землей из великого Космоса, то жизнь народов ранних веков представляется как некие вселенские буревые взвихрения, которые несутся в пространстве и времени с ужасающей силой, закручиваясь, уничтожая себя, возрождаясь вновь, а в минуты затишья оседая кратковременными по сравнению с вечностью цивилизациями. Но проходит какое-то время, и опять они срываются в дикий галоп. И тогда копытами лошадей, боевых слонов и верблюдов снова кромсается человеческое тело…
Гунны, готы, франки, славяне, аланы, свены, бургунды, лангобарды — они двигались вместе, сплетаясь, разлетаясь в стороны,
…Бука согрелась и задремала. И приснилась ей летняя поляна с певчими птицами, улыбающийся Клуд с сеткой для их ловли.
Лучи солнца нежно гладят ее по мохнатой шерсти, шерсть ярко лоснится, и глаза Буки довольно щурятся и видят в кустах орешника радужные круги и полосы.
А потом ей вдруг очень захотелось есть, она потянула носом и… проснулась. Снова этот проклятый голод!
Бука вылезла из камней, встряхнулась, широко зевнула, подняла кверху морду. Верхушки деревьев качались от ветра, словно метелки степного ковыля, будто приветствуя ее, оказавшуюся в этих местах.
И вдруг на голову Буки и мохнатую шерсть полетели иголки, — это белка, увидев огромную длинноспинную собаку, перелетела с ветки ближайшей от Буки сосны на дальнюю — от греха подальше! Полосатый бурундук на миг появился из-под дерева и тут же юркнул в нору. Бука подбежала к норе и стала разрывать ее. Но вдруг она услышала треск ломаемых кустов можжевельника и иглицы. Бука оставила свое занятие, прыгнула за толстую сосну, укрылась от чужих, враждебных глаз и замерла.
Ждать ей долго не пришлось. На поляну, которая находилась от этой сосны в нескольких десятках саженей, выскочил красавец-олень. Он резко осадил свой бег, вонзив копыта в землю и срезая ими жухлую прошлогоднюю траву, повел гордо сидящей головой по сторонам — туда-сюда, но было видно, что животное находилось на последнем издыхании: бока его заполошно раздувались и глаза словно были подернуты белым туманом…
Олень находился в растерянности: куда бежать? где скрыться? Кругом окружали его безучастные ко всему деревья, между стволами которых легко просматривалась даль.
У Буки появилось желание броситься на животное, пока оно парализовано страхом, и вцепиться зубами в горло: голод не тетка… Но тут ей шибанул в нос резкий запах разогретого бегом волчьего тела и из-за густого орешника стрелой вылетел серый зверь с широколобой узкомордой головой, слитой воедино с мускулистой шеей, с сильно развитой грудью, и в длинном прыжке сзади упал на спину оленя и вонзил клыки в его шею.
Лес огласился жутким трубным звуком. У оленя подогнулись задние ноги, но он устоял, перебирая передними. Потом, силясь сбросить с себя волка, закрутился на месте, роняя с губ кровавую пену и поводя обезумевшими, выкатившимися из орбит глазами. А острые клыки вонзались все глубже и глубже. Олень было рванулся в кусты можжевельника, но тут навстречу ему бросилась появившаяся вдруг волчица. Он мотнул головой и рогами вспорол ей брюхо, так что кишки, мешаясь с кровью, намотались на них, и отбросил сразу обмякшее тело к корневищу старого дуба. Волчица тут же испустила дух…
Запах крови помутил сознание Буки. Она, не думая больше ни о чем, кинулась под ноги раненого животного… Вдвоем с волком они быстро одолели его. Во время борьбы волку некогда было обращать внимание на собаку и удивляться ее появлению. Только тогда, когда животное уже лежало с перегрызенным горлом, он, уперев в окровавленную тушу свои мощные лапы с когтями черно-бурого цвета, будто впервые увидел Буку и, сверкая желтыми породистыми глазами, зарычал на нее, оскалив страшную пасть. Бука, хотя ей страшно хотелось есть, покорно отошла в сторону.
Волк отбежал к старому дубу, где с вывернутым брюхом лежала его подруга, облизал красным большим языком ее открытые глаза, в которых застыл предсмертный мученический ужас, и снова взглянул на Буку, жавшуюся к кустам орешника.
Обглодав передние ноги оленя, зверь отошел и мотнул головой в сторону Буки, как бы приглашая и ее отведать положенную ей часть добычи.
Бука приблизилась к мертвому животному и с наслаждением впилась зубами в шею. Волк спокойно наблюдал за собакой. Потом подошел к Буке и лизнул ей окровавленный кончик носа…
На другой день рано утром местные жители видели, как, мощно выкидывая вперед ноги, бежали по берегу Индола, почти касаясь телами друг друга, волк и собака, направляясь в противоположную сторону от Понта Эвксинского.
2
Рано утром к избе Клуда прискакал один из велитов тиуна и тупым концом дротика постучал в дверь:
— Эй, огнищанин Клуд, открывай!
Через некоторое время в окно высунулось улыбающееся лицо хозяина.
— Доброе утро, Фока, — поприветствовал Доброслав. — Подожди, я сейчас.
Ромей Фока мог довольно сносно изъясняться с русами — во время их второго после новгородского князя Бравлина похода на византийский город Амастриду, расположенный восточнее Константинополя, он еще молодым попал в плен и прожил почти три года на берегах Борисфена. Потом его выкупил тиун и заставил служить.
Доброслав обрадовался, увидев велита Фоку, а не его напарника Аристарха, который по-русски только и мог сказать, карауля дом тиуна: «Отойди! Зарублю!», а делая побор с поселян, говорил: «Мног давай! Давай мног!» Русские смерды и прозвали его Давай Мног.
Клуд вскоре появился на пороге в постолах [13] , умытый, со смеющимися голубыми глазами, со светлой бородой, В руках держал каравай хлеба.
— А я смотрю в окно, на коне — ромей, а услышал от него наше слово заветное — огнищанин — и сразу сообразил: значит, приехал ко мне велит Фока… Он знает, чтоэто слово означает для русского поселянина. — И Доброслав протянул ромею каравай.
У Фоки лицо засветилось гордостью — уважил хозяин дома, и не только уважил — похвалил.
13
Постолы — мягкая обувь.