Белые мыши
Шрифт:
Инспектор садится.
– Вас видели ссорящимся с одним человеком в вагоне-ресторане.
– С Джанни Осано. Да.
– Не скажете ли, из-за чего вышла ссора.
– Не знаю. Сколько я помню, он произвел кое-какие перемены, а мне они не понравились.
Слушая, как переводчик передает мой ответ инспектору Эрве, я задаюсь вопросом, мог ли я сказать еще меньше. Возможности договориться о чем-либо с Луизой у меня не было. У дверей отеля «Кост» полицейские рассадили нас по разным машинам, и больше я ее не видел. Стэн, когда мы отъезжали, крикнул с тротуара, чтобы мы ничего не говорили. То же самое он сказал мне при прошлом моем аресте – за сожжение лодки на пляже. Тогда я его совету не последовал. Теперь попытаюсь.
Эрве спрашивает, что это были за перемены.
– Предполагалось, что с нами поедет моя подруга, Биби. А Осано отдал ее билет моей сестре. Вот и все. – Я умолкаю, потом решаю, что могу сказать немного больше. – Не такая уж и основательная причина для ссоры.
– Вы с ним подрались?
– Это не было дракой.
В комнате нас четверо: я, переводчик и двое полицейских. Переводчик – безликий человек лет тридцати с очень жидкими белобрысыми волосами, которые не мешало бы постричь. Инспектору Эрве слегка за сорок. На нем темный костюм, для него узковатый, хотя инспектор не так уж и грузен. Стрижка у него короткая, почти военная. Напарник инспектора постарше, у него большие усы, приобретающие, когда он вставляет в рот сигарету, сходство с меховым зажимом. Все трое невысокого роста, и хоть выглядят они ребятами жесткими, для настоящих полицейских все же несколько мелковаты.
Я больше не чувствую себя удобно в футболке с «Французским поцелуем» и шерстяном плаще от «D&G». Я чувствую себя полным идиотом. Спасибо и на том, что я не похож на человека, имеющего обыкновение затевать драки в поездах. Впрочем, я же не сказал, что подрался с Осано, а если бы и сказал, вряд ли это можно счесть таким же уголовным преступлением, как драка на борту самолета. Мысли мои вертятся не вокруг драки, а вокруг настоящего моего преступления, даром что мне неизвестно, как относится французский закон к тому, чем мы занимались с Луизой.
Я повторяю:
– Это не было дракой. Осано был совершенно пьян.
Переводчик заменяет «совершенно» на «немного». Я его не поправляю, хотя картина получается неверная. Осано лыка не вязал.
– Что произошло потом?
– Мы закончили ужин. Очень-очень мирно. И легли спать. Я лег спать. – На этом можно бы и остановиться, но я решаю продолжить: – Ночь прошла спокойно.
Вспоминаю, в каком виде оставили мы наше купе. На полу пустые бутылки, еще одна торчит вверх дном из раковины, полка превращена в постель, единственную, и единственная, вымокшая в шампанском простыня валялась смятой на полу. Наволочка заляпана губной помадой, припорошена высохшей тушью для ресниц, пропитана потом и «Пуазоном». На оконном стекле – отпечатки моих ладоней и чуть ли не всего тела Луизы. На Лионском вокзале мы так торопились удрать, что прибраться в купе у нас времени не было. Да если б и было, мы все равно бы не стали. Мы были беззаботными суперзвездами, замыслившими побег.
Интересно, насколько быстро перецепили локомотив, прибрали в вагонах, а сам поезд отправили обратно в Италию? Противно думать о том, что полиция рылась в нашем купе, в поисках непонятно каких улик.
Когда инспектор Эрве почесывает свою коротко стриженную голову, звук получается, как при поглаживании щетины на подбородке. Я уже понял, что Стэн узнал инспектора еще когда тот подходил к нам: это же Эрве допрашивал его после похищения коллекции Осано. Стэн старался помешать моему аресту как мог, хватал меня за руку, кричал «беги». Но я был слишком нерасторопен, и в этом перетягивании каната победил Эрве.
– Итак. Вы утверждаете, что больше Осано той ночью не видели?
Я этого не говорил. Да это и неправда. Я выходил той ночью в уборную. В коридоре стояла тишина, я вышел в одних брюках, натянутых прямо на голое тело, и в футболке. Уборная оказалась запертой, и я никак не мог решить, что мне делать, – отправиться в следующий вагон или подождать в проходе. Я разглядывал свое отражение в темных окнах вагона, пытаясь понять, порядочным человеком я выгляжу или распутником. Тут легкая дверь туалета отворилась, Осано выполз наружу и приступил к попыткам ее обогнуть.
Я ждал, когда он наконец справится с этим. Осано еле стоял на ногах, на нем был тот же костюм, что и за ужином. Спать он еще не ложился.
Я спросил, не помочь ли ему. Он отрицательно потряс головой.
– Не понимаю, зачем я поехал поездом. Вечно мне в них не удается заснуть.
Скорее всего, он и не пробовал.
– Ладно, – сказал я. – Мне нужно в уборную.
– Ты ударил меня.
Лицо у него было обиженное. Я кивнул, извиняясь.
– Прости. Мне показалось, что ты используешь Луизу.
– Да кто б ее смог использовать? – спросил он. – Это невозможно, она всегда на целую голову впереди.
Меня опять начала разбирать злость.
– Вот и не пытайся. Две недели назад ты собирался держать ее в горах, под запором. А теперь она тебе нужна, и ты не хочешь даже из виду ее упускать.
– Верно, нужна. Но я не принуждал ее ехать поездом. Она сама настояла на том, чтобы занять место Биби.
Фрэд уже говорил мне об этом, так что я знал – Осано не врет. Мне бы пожать плечами и сказать: «Дело ваше». Но он не умолкал:
– Это ж твоя сестра, сам знаешь, какая она.
Что-то такое было в его повадке, в уверенности, что мы с ним одинаково хорошо постигли характер Луизы. Осано, может, и читал Фрейда, однако не стоило ему претендовать на то, что он понимает мою сестру. И я снова попер на него, хоть и не физически. Не такой уж я и забияка – за все школьные годы я дрался всего, может быть, раза три.
– Ты не пробовал хоть на пару секунд удержаться и не оскорблять Луизу?
– Да не оскорбляю я ее. Можешь оскорблять меня, если хочешь. Я слишком долго не понимал, насколько она совершенна. Она соблазнительна, склонна к интригам, это делает ее опасной. Этого не видишь, пока не становится слишком поздно – она тебя уже сделала.
Все это никак не походило на похвалы. Дыхание у меня участилось. Я только и смог сказать:
– Она моя сестра. И она хорошая.
– Никто другой никогда ее хорошей не называл, но и это в ней тоже присутствует.
И я толкнул его, не сильно, однако Осано, видимо, ждал, что я его ударю, и потому отпрянул и поскользнулся. И свалился на дверь купе, ударившись так, что эхо покатилось по коридору.
Поэтому я говорю полицейским, что где-то среди ночи мы с ним снова повздорили. Использование переводчика оставляет мне достаточно времени для подбора правильных слов. Я только не понимаю, почему все это так их интересует – какие фантазии сплел Осано из своих пьяных воспоминаний?