Белые призраки (сборник)
Шрифт:
— Вот, возьмите.
— О-о-о, так много! — довольно улыбнулся Вольпе. — Надеюсь, пан Стасек, и в дальнейшем вам не придется обижаться на меня за качество товара… Итак, встречаемся через неделю здесь же в это же время?
— Хорошо. Только впредь будьте точны, Густав. Как говорят деловые люди, время — деньги.
— Еще раз простите, пан Стасек! Такая теперь пошла у нас кутерьма, что сами не рады. Начальство день и ночь теребит — «давайте метеосводки»… А тут еще новый аэродром готовят под Коршиком. И их будем обслуживать… Много работы, пан Стасек, времени
— Итак, до среды?
— До среды, пан Стасек!
— Завтра вас немцы будут бомбить! — прибежав домой, взволнованно сообщил Станислав Синцову и передал содержание беседы с Вольпе.
Поздно ночью, усталые, забрызганные грязью, прискакали Синцов и Трусковец в село Бровно, где размещались штаб, главные силы партизанской бригады и обоз санитарной части. Нужно было предупредить командование о налете.
Утром партизаны и местные жители покинули Бровно, а в полдень на село налетели «юнкерсы».
Можно было представить, что случилось бы, если бы Синцов и Трусковец не успели вовремя разузнать о замысле противника!
Самолеты ходили над селом кругами, то удаляясь, то повисая над головой, и все сыпали и сыпали черные капли бомб. Улицы были вспаханы разрывами. Там и сям дымились подожженные избы, дворы были завалены оторванными от заборов досками, сломанными деревьями, битой черепицей, бревнами.
Село разбомбили, но ни один человек не пострадал от немецких бомб.
— Номер не удался, — смеялись над фашистскими летчиками партизаны.
Прошло несколько дней. Партизанская бригада обосновалась в селе Циосме, неподалеку от небольшого городка Янув — места сосредоточения немецко-фашистских карательных сил. Выбрали они эту точку дислокации, полагая, что здесь, у себя под боком, немцы не станут искать партизан.
Так они предполагали, но…
Случилось так, что под Янувом бригада Волошина оказалась в тяжелом положении. Гитлеровцы узнали о партизанах. Подбросив крупные части танковых войск, они решили концентрированным ударом рассечь партизанские силы и уничтожить их по частям.
В эти дни чекистам было трудно связаться со Стасеком, но тот не терял времени даром.
Еще в одной из первых встреч с Синцовым Стасек назвал в числе своих хороших знакомых проживавшего в Т. портного Ежи Ковальчика. Портной славился во всей округе как замечательный мастер. Шили одежду у Ежи не только местные жители — прослышав о его искусстве, к нему приезжали и немцы.
Портной был страстным курильщиком, и Стасеку нетрудно было сдружиться с ним; приятели часто встречались. И вдруг в местечке прошел слух, что портной арестован. Разные толки ходили в Т. по этому поводу. В надежде, что произошла какая-то ошибка, Стасек уже дважды навещал приятеля, но не заставал его. Вот и сегодня, под вечер, Станислав направился к дому портного и неожиданно столкнулся с ним у ворот. Ежи рассказал другу свою историю.
В Люблине фашисты готовили бал по случаю приезда видного гитлеровского офицера из высших чинов. Приглашенный на торжество командир гарнизона, стоявшего неподалеку от Т., велел Ежи Ковальчику срочно сшить парадный мундир. Материал для мундира был первосортный.
Дело уже подходило к концу, когда произошло непредвиденное: любимец Ковальчика, большой рыжий кот, вспрыгнув на подоконник, опрокинул бутылку с краской. Лежавший на столе у окна мундир был безнадежно испорчен. Заказчик рассвирепел. Он приказал коменданту отправить портного в тюрьму.
Так Ковальчик очутился в одном из филиалов Люблинской центральной тюрьмы, где просидел в общей камере около недели.
— Набили морду, подержали, снова набили морду и выгнали, — рассказывал портной пану Стасеку. — Меня-то не за что избивали, — добавил он, — а с бандитами носятся… Вызывают их на допрос, обедами там угощают, а это же всё ворюги, специалисты по «мокрому» делу… И не пойму, что от них немцам надо.
Выслушав рассказ Стасека, майор Синцов насторожился. Где-то он уже слышал подобную историю об уголовниках. Но где? И почему воспоминания об этой истории возникали вместе с непонятной пока тревогой?
Возвращаясь из Т., майор всю дорогу думал об этом разговоре. И вдруг вспомнил: Брянский лес. Лето 1942 года. Командир одного из партизанских отрядов Илларион Гудзенко рассказал ему, что эсэсовец штурмбаннфюрер Вернер Функ забросил в Брянский лес из Орла группу своих агентов, завербованных из числа уголовников орловской тюрьмы.
— Ловко сукины дети придумали, — усмехаясь, сказал Гудзенко. — Вывели на работу пятнадцать бандитов и устроили им побег. Среди «беглецов» было пять агентов. Троих мы поймали, за остальными гоняемся!
«Бежавшие» выдавали тогда себя за «идейных противников» гитлеровского режима. Вскоре все они — убийцы, грабители, воры — были партизанами разоблачены.
III
Операция началась с того, что майора Синцова днем срочно вызвали к командиру бригады. У Волошина уже находился к этому времени майор Южин. В этот день в большое польское село, где разместился штаб партизанской бригады, с утра прибыли волошинцы-квартирьеры. А еще через несколько часов к командиру бригады пришел поляк — местный учитель, возмущенный, разгневанный и смущенный.
Он заявил Волошину, что утром в его квартире побывали партизанские квартирьеры, после ухода которых он обнаружил пропажу дорогой семейной реликвии — рубиновой броши, доставшейся в наследство от матери.
Командир бригады заверил поляка, что примет необходимые, самые неотложные меры к тому, чтобы обнаружить виновника и возвратить учителю брошь.
— Уверяю вас, пан учитель, наши партизаны не могли сделать такой подлости, — добавил Волошин, — это сделал кто-то чужой. Цель тут ясна — рассорить нас с польским народом, скомпрометировать советских партизан в глазах местного населения.