Белые яблоки
Шрифт:
— Бруно, познакомься, это Коко Хэллис.
Они пожали друг Другу руки, но как-то машинально, безучастно, не улыбнувшись друг другу, не произнеся ни слова приветствия. Между ними не возникло даже малейшего намека на взаимный интерес. В этот миг раздался звонок телефона Этриха. Он вынул его из кармана и бросил взгляд на дисплей, чтобы узнать, кто звонит. Китти? Бывшая жена звонила, только если случалось нечто экстраординарное. Как правило, с детьми. Извинившись, он поднялся и вышел на улицу. Он повернулся спиной к окну ресторана, поднес мобильный к уху,
— Алло.
— Винсент, это я, Китти.
— Привет. Что случилось? У вас все в порядке? — Он всегда старался держаться с ней дружелюбно.
В голосе его, когда он с ней говорил, проскальзывали нотки смирения, если не подобострастия. Он по-прежнему был к ней расположен, и многое в ней ему очень нравилось, но она его ненавидела. И всегда будет ненавидеть за то, что он сделал с ней и с их совместной жизнью.
— Винсент, только что произошла невероятная вещь. Не знаю, почему это она позвонила мне. Он ведь был твоим другом, а не моим. Я его почти не знала.
Этриху очень хотелось вернуться в ресторан, к Коко. Но, несмотря на свое нетерпение, он улыбнулся. Уж что-что, а поговорить Китти любила. Но в глазах Этриха это лишь прибавляло ей очарования. За годы брака он научился, сохраняя на лице выражение благожелательного внимания и интереса, уноситься мыслями к другим предметам и полностью отключаться от ее болтовни. При этом он вовремя подавал реплики, согласно кивал или отрицательно мотал головой. Так и теперь, слушая ее вполуха, он повернулся лицом к ресторанному окну и заглянул сквозь него в зал.
И увидел, к немалому своему удивлению, что Бруно сел за столик рядом с Коко и вступил с ней в оживленную беседу. Коко отчаянно жестикулировала, то и дело тыча указательным пальцем в грудь Бруно Манна. Со стороны казалось, что она его за что-то отчитывает. Бруно выглядел пристыженным. Он то виновато опускал голову, то вдруг вскидывал ее и обращал взгляд на Коко.
— … умер. Взял да и умер. Представляешь? Он ведь наш ровесник!
Этрих при этих ее словах снова полностью включился в разговор.
— Что? Кто умер, Китти? Я не расслышал. До чего же связь плохая. Кто умер?
— Бруно Манн. От сердечного приступа. Мне только что звонила его жена. Хотела тебя известить, но позвонила почему-то мне. Знает ведь, что мы в разводе…
От потрясения Этрих в буквальном смысле потерял дар речи. Да и все остальные чувства разом ему изменили. Он только и мог, что с силой сжимать и разжимать веки, словно ему запорошило пылью глаза. Он позабыл даже, что по-прежнему держит мобильный возле уха.
— Винсент?
— Я… Китти… Я… Перезвоню.
Он прижал ладонь ко лбу и крепко зажмурился. Он слышал теперь рев моторов, визг тормозов, но воспринимал все эти звуки словно сквозь какую-то преграду.
— Да что это с тобой? Вот не знала, что вы с Бруно были так дружны, — сочувственно проговорила Китти.
— Я перезвоню, — повторил он и отсоединился, прежде чем она успела ответить.
И продолжал смотреть на мобильник на своей ладони, словно тот мог ему как-то помочь. А может, и впрямь позвонить кому-нибудь и спросить: что мне теперь делать? Да и в любом случае, что ему, Этриху, следовало сделать в этой ситуации? Вернуться в ресторан? И как вообще умерший человек может находиться за ресторанным столиком и рассуждать о чем-то с Коко? Что, если просто сбежать отсюда? Но и этого ему делать не хотелось. Ему ничего не хотелось. И менее всего — смотреть через окно на Коко, на то, что там у них с Бруно происходит. Однако именно это он и сделал.
Бруно Манн ушел. Коко осталась одна и, приблизив к губам высокий бокал с красным вином, оглядывала зал. В конце концов она заметила Этриха, улыбнулась и жестом пригласила его подойти. Мертвец ушел. Но куда? Этрих мог бы, усевшись на свое место, спросить ее о чем они говорили вдвоем, пока его не было. При этом ему следовало бы соблюдать осторожность. Бруно мог вернуться, и кто знает, чем это кончилось? Но уж кем-кем, а трусом Этрих не был. Сжав в ладони серебристый мобильник, как будто это был талисман, способный защитить его от злых духов, он заставил себя взяться за ручку двери, открыть ее и войти в зал «Акумара».
В центре каждого из столиков горело по свече. Они были странного, необычного серо-голубого цвета, в тон скатертей. Коко, когда они только еще заняли свои места, обратила внимание на свечу, сказав, что неплохо было бы купить себе платье точно такого же цвета. И вот теперь, идя к ней через зал, Этрих поймал себя на том, что глаз не сводит с пламени свечи. Оно застыло в воздухе ровной оранжевой полоской, не дрожа и не колеблясь.
— Винсент?
Ему почудилось, что его имя было произнесено Бруно Манном. Но вот его снова окликнули, и голос был женский и принадлежал, безусловно, ей, Коко. А поскольку в голове у него все перемешалось, ему понадобилось время, чтобы прийти в себя и вновь обрести ясность мысли.
Все это время он глаз не сводил с язычка пламени. И вдруг обнаружил, что смотрит вовсе не на серо-голубую свечу на ресторанном столике, а на желтую.
Желтая свеча горела на тумбочке у кровати. У кровати, на которой лежал он, Этрих. Лежал на боку, навалившись всей тяжестью тела на руку, вытянутую вдоль туловища. Он лежал на кровати и смотрел на неподвижную полоску пламени желтой свечи. Все эти ощущения слились воедино. Он сел на постели и с трудом выдавил из себя: «О-о!»
Коко с тревогой спросила из-за его спины:
— Что с тобой? Тебе нехорошо?
Они лежали в ее постели. Взглянув на свое голое колено, Этрих понял, что лежит рядом с Коко в чем мать родила. Потрясение. Облегчение. Мысли и чувства, тесня друг друга, казалось, вырвались наружу из его головы и метались в окружающем пространстве как стая птиц. Получалось, что находился он вовсе не в «Акумаре», а в кровати Коко Хэллис и смотрел на ее желтую свечу. Ох уж эта Коко с ее свечками! А Бруно Манн ему не иначе как просто приснился. Надо же, он и не заметил, как его на несколько минут сморил сон.