Белый брат Виннету

Май Карл Фридрих

Вождь осторожно принял в свои узловатые руки лист бумаги, повертел ее перед глазами и с усмешкой отозвался:

– Белому Бобру незнакомо искусство бледнолицых, он не может заставить говорить бумагу. Но его глаза хорошо видят здесь тотем Хуареса, - и он ткнул грязным ногтем в то место, где стояла печать и подпись президента.
– Среди моих врагов есть сын скво команчей и бледнолицего, он умеет говорить с бумагой. Я позову его.

На громкий зов из круга команчей выступил молодой воин лицом несколько светлее остальных, подошел к огню, взял из рук вождя паспорт и бегло перевел.

Я не понял его слов, но лицо Белого Бобра по мере чтения прояснялось. Краснокожий дочитал до конца, вернул бумагу вождю и, гордый своим умением, удалился.

– Мой брат желает увидеть бумагу моего друга?
– обратился Олд Дэт к вождю.

Тот отрицательно покачал головой.

– Теперь Белый Бобр убедился, что бледнолицые обманули его? Верит ли он, что я сказал правду?

– Да. Я сейчас же позову на совет вождей и лучших воинов, чтобы решить, как поступить с лжецами.

– Ты позволишь мне принять участие в совете?

– Нет. Мой брат мудрее многих старейшин, а в бою отважнее многих молодых воинов, но сейчас он уже доказал то, что хотел доказать. Бледнолицые обманули команчей, и команчи сами решат, как наказать их.

– Позволь мне задать еще один вопрос. Мне очень важно услышать твой ответ. Почему мой краснокожий брат идет так далеко на юг? Почему он стремится углубиться в эти пустынные горы?

– Сначала воины команчей шли на север, но потом им стало известно, что Виннету собрал отряды в южных землях апачей и двинулся к Рио-Кончос, оставив свои стойбища без охраны. Поэтому мы поспешили повернуть к югу, чтобы напасть на них и взять большую добычу.

– Виннету двинулся с отрядами к Рио-Кончос? Но что ему там делать? И кто тебе сообщил об этом? Не те ли двое краснокожих, что встретились вам вчера?

– Уфф! Вы видели их следы?

– Да, в дне пути отсюда. Кто они?

– Воины из племени топи, отец и сын.

– Они еще в твоем лагере? Я хотел бы поговорить с ними.

– Мой брат волен поступать как ему вздумается.

– Могу ли поговорить и с теми двоими белыми, которых ты мне отдал?

– Мой белый брат свободный человек, а не пленник. Никто не может запретить ему это.

– Тогда, может быть, ты мне также разрешишь обойти лагерь? Мы в стране врагов, и я хочу убедиться, что проведу ночь в безопасности.

– Белый Бобр не мальчик и знает, как следует вести воинов по тропе войны, Он выставил часовых и выслал вперед разведчиков. Но ты волен поступать как знаешь.

Вождь команчей действительно считал старого вестмена своим большим другом и доверял ему, как себе самому, он даже не обиделся на просьбу позволить осмотреть лагерь. Тем временем гонцы побежали созывать старейшин и самых опытных воинов на совет, остальные команчи разошлись и принялись устраиваться на ночлег у своих костров. Обоих Ланге и Сэма тоже посадили к огню и дали им по куску жареной конины. Олд Дэт взял меня под руку и увлек к костру, у которого сидели белые люди. Навстречу нам вышел офицер, с которым недавно так нелюбезно обошелся Олд Дэт, и грубо спросил:

– Какого черта вам понадобилось устраивать мне экзамен, да еще в присутствии краснокожих?

– Я воздержусь от объяснений, так как чуть позже

команчи сами все растолкуют, и, клянусь Богом, очень доходчиво. И не советую вам разговаривать с Олд Дэтом таким тоном. Во-первых, потому что вы конокрады, во-вторых, потому что команчи доверяют мне, а не вам, в-третьих, потому что достаточно одного моего слова, чтобы с вас содрали скальпы.

И он с презрением отвернулся от офицера, но остался на месте, чтобы дать мне возможность заняться Гибсоном и Уильямом Олертом. Мошенник и его жертва сидели у того же костра. Олерт показался мне больным и до предела изнуренным: щеки провалились, глаза горели безумным огнем. Казалось, он не замечает, что происходит вокруг. Его пальцы судорожно сжимали карандаш, на коленях лежала мятая четвертушка бумаги. Я понял, что он все еще оставался безвольной игрушкой в руках Гибсона.

– Наконец-то мы с вами встретились, мистер Гибсон. Надеюсь, что мы продолжим наше путешествие вместе. Буду рад лично препроводить вас в Нью-Йорк.

– Это вы мне, сэр? Но мы с вами не знакомы, - издевательски улыбнулся мерзавец.

– Конечно, вам!

– Как странно! Вы, кажется, назвали фамилию Гибсон?

– Да, именно так я вас назвал.

– Но это не мое имя.

– Разве это не вы улизнули от меня в Новом Орлеане?

– Сэр, вы что-то путаете!

– Я знаю, что вы меняете имена, как щеголь перчатки, и мне известно, что в Новом Орлеане вы выдавали себя за Клинтона, а в Ла-Гранхе именовались сеньором Гавиланом.

– Меня действительно зовут Гавилан. Что вам угодно? Я повторяю, мы с вами не знакомы, а потому оставьте меня в покое.

– Неужели вы меня не узнаете? Даже если это так, я постараюсь, чтобы вы меня запомнили на всю жизнь. Теперь вам от меня не уйти. Представление окончено. Не для того я мчался за вами от самого Нью-Йорка, чтобы выслушивать ваши насмешки. Пойдете со мной туда, куда я вас поведу.

– Как бы не так!

– А если будете сопротивляться, я привяжу вас к хвосту моего коня. Надеюсь, тогда вы станете сговорчивее.

Гибсон вскочил на ноги и выхватил револьвер со словами:

– Так вы мне угрожаете? Да я...

Он не успел закончить и не успел выстрелить. За его спиной вырос Олд Дэт и прикладом ружья ударил по руке. Револьвер упал на землю.

– Поубавьте свою прыть, Гибсон, - негромко, но грозно произнес вестмен. Вы забыли, что я здесь, а в моей колоде козыри старше.

Гибсон схватился за ушибленную руку, скорчился от боли и крикнул:

– Ну погоди, я еще посмотрю, какого цвета у тебя кишки. Ты думаешь, я испугался, потому что тебя зовут Олд Дэт?

– Ни в коем случае! Я не пугало, бояться меня не надо, меня надо слушаться. Еще одна глупость, и я всажу тебе пулю в живот. Ты вряд ли ее переваришь. Надеюсь, что джентльмены будут мне благодарны за то, что я освобожу их от общества мошенника и негодяя.

Гибсон понял, что коса нашла на камень, сник и заюлил:

– Я совершенно не понимаю, в чем дело, господа. Вы принимаете меня за кого-то другого.

– Ну уж нет! Чтобы я принял тебя за кого-то другого? Вот он будет главным свидетелем обвинения.
– И Олд Дэт указал на Олерта.