Белый хрен в конопляном поле
Шрифт:
— Так там, выходит, люди сидят? Им же, миленьким, тесно! — вскричал возмущенный Тихон. — Братец, были бы мы рыцари, так уж наверное освободили бы несчастных!
— Интересная мысль, — сказал Терентий, усмиряя вороного. — Пусть-ка батя их потом сто лет по лесам отлавливает! В другой раз жадничать не станет! Подходящая подляночка! Будь по-твоему, братишка! Доставай Василька!
Разоружить заторможенных всадников не составило труда. Их алебарды закинули подальше в лес. Василек снова вернулся за пазуху к Тихону — отсыпаться после
Стражники же, придя в соображение, ужаснулись неведомых чар и, не помня себя, полетели по дороге в сторону Столенграда.
Торжествующие братья покинули седла, подошли к телегам и начали разрезать веревки, державшие бочки.
— Смотри-ка — для них и дырочки проковыряны, чтобы дышать! — подивился отцовскому человеколюбию Терентий.
А Тихон уже поддевал кинжалом первый обруч.
— Миленькие! Свобода! Свобода! — восклицал он.
— Воля, братаны, воля! — вторил ему брат.
Тут из первой бочки вылез первый узник, и стало непонятно, как он, такой, в ней умещался.
Узник, мельком глянув на освободителей, отобрал у Тихона кинжал и принялся за дело сам, приветствуя товарищей:
— Здорово, Тяпа!
— С амнистией, Клепа!
— Заморился совсем, Копченый?
— Потерпеть не мог, Кузявый?
Наконец, все сорок арестантов, разминая затекшие конечности, взяли близнецов в кольцо.
Таких страшных рож братья никогда в жизни не видели.
— Тиша, Мне сдается что-то мы не то сделали… — прошептал Терентий.
ГЛАВА 14,
Мужицкий король был безутешен.
— Что же я натворил, ген дубовый, клон стоеросовый! Мне не царствовать, мне кожи мять — самое подходящее занятие! Дети, дети! Зачем я вас из гнезда выпустил? Почему при себе не задержал? Провалилось бы оно к очам лягушачьим, это классическое образование! Сто лет бы вы без него прожили!
Известие о том, что четыре десятка самых лютых убийц и грабителей бежали с этапа, до столицы дошло не скоро. А уж подробностей побега и вовсе никто не знал: стражники, боясь наказания, дезертировали с государевой службы и скорее всего подались за рубеж — вертухаи везде нужны.
И, разумеется, никто не связал это прискорбное происшествие с царевичами, которые, по всем расчетам, должны были уже пересекать степи Уклонины.
Страшное для немногих посвященных известие привез младший конюший, вернувшийся с конской ярмарки в Генеральных Водах.
— Что я, своих коней не узнаю, что ли? — говорил он. — И клейма наши. Из-за клейм я их и выкупил за бесценок — кто же с королевскими конями станет связываться? Только как они туда попали, я не выяснил — Лебедок и Воронок уже через столько рук прошли!
Только после поимки первого из беглецов Стремглав смог чуть-чуть перевести дыхание. Подклетный вор Береза со слезами на глазах уверял, что ничего плохого они двум плашкетам не сделали, потому что это было бы в падлу и не по понятиям. Коней, конечно, отобрали, денег там маленько, сумы дорожные…
На дыбе он все же признал, что сопливых терпил для верности самих заколотили в бочки и спустили в ближайший овраг. Но лично он в этом не участвовал, его там и близко не было, он уже в Столенграде вовсю мышковал, ой, за что, начальник, без суда-то, без следствия? Кол ведь остры-ый…
Посланные на поиски принцев егеря действительно нашли в одном из оврагов рассыпанные дубовые клепки, но самих близнецов не обнаружили.
— Может, их звери лесные сожрали! — рыдал безутешный отец. Потом постановил: — Поезжай, друг Ироня, за старцем Килостратом! В любом состоянии привези его сюда!
Ироня обернулся за три дня, но привезенный старец все еще был никакой. Король самолично таскал его на руках то в парилку, то в пруд. Потом велел принести старцу крошечную рюмку совиньона и хрустальный шар для ясновидения.
Килострат долго-долго вглядывался в глубину черного хрусталя и, наконец, объявил:
— Живые они. В какой-то дом стучатся. Дальше ничего не вижу… Нет, вижу. Только не Тихона с Терентием. Грядущее зрю, да такое, что лучше бы и не зреть!
— Что, что видишь? — поторапливал его Стремглав.
— Война будет, — сказал старец. — Большая война по всему материку. Великое войско пойдет, все сметая на своем пути. Бьются эти воины молчком, смерти же вовсе не боятся. И на знамени у них цветок бессмертника. Горит Ковырра, пылает Плюхен, а вот и посконские дружины отступают. Горе, горе! Тебя, Стремглав, беспамятного в плен берут!
— Что ты такое несешь? Когда эта война случится?
— Может, через год. Может, через два. Но уж точно на твоей памяти.
— Значит, есть время подготовиться, — сказал король. — Только откуда бы взяться в наше время великому войску, если даже Пистон угомонился?
— Не угадал я в свое время, — сокрушенно сказал Килострат. — Не счастливый конец ждет человечество, а весьма паршивый.
— И никакого избавления нет?
Килострат осушил рюмочку и побледнел. Изо рта у него пошла пена. Он забормотал:
— Темной ли ночкою, ясным ли днем белый свет перевернется вверх дном. Тогда горбатый простится с горбом, приедет всадник пустой на белом коне вороном…
А потом лег на пол, вытянулся, вздрогнул — и помер.
По-настоящему помер. И похоронили его в простом гробу, без всяких колесиков.
Других пророков в Посконии не было.
ГЛАВА 15,
— Кто же нас без денег переночевать пустит? — жалобно сказал Тихон.