Белый негр. Поверхностные размышления о хипстере
Шрифт:
Ибо на протяжении двухсот лет белый обладал его женщиной как символически, так и в прямом смысле этого слова. И именно это в действительности подразумевают литературные критики, говоря о южном бремени кровной вины.
Вся ирония в том, что одна мысль о равенстве с негром в пределах классной комнаты вызывает у белого стойкое отвращение, ведь он и без того ощущает над собой чувственное превосходство негра. Поэтому белый на уровне подсознания чувствует справедливость старого порядка, при котором сексуальное превосходство негра уравновешивалось расовым превосходством белого.
В рамках данной логики, коренящейся в подсознании белого южанина, наделение негра полноценными гражданскими правами суть роковой шаг, равнозначный признанию его победы над белым. Белые южане не желают мириться с историческими превратностями, невзирая на то, что процветание негра на фоне их временного, но оттого ничуть не менее неизбежного духовного порабощения наверняка пойдет на пользу обеим расам – не говоря уже о сугубо моральных аспектах справедливости такого положения вещей».
Стюарт остался доволен. Он был уверен, что
Стюарт – здесь нужно отдать ему должное – всегда был первоклассным журналистом, поэтому, повинуясь внутреннему чутью, он первым делом отправил мою писанину Фолкнеру, который, в свою очередь, решил не тянуть с ответом и написал мне следующее:
«За последние лет двадцать мне неоднократно доводилось слышать эту идею, однако впервые ее пытается донести до меня мужчина.
Обычно подобными мыслями со мной делились дамочки лет сорока – сорока пяти родом с Севера или со Среднего Запада. Не знаю, что бы на это сказал психиатр».
Когда я впервые читал эти строки, мне было совсем не до смеха. Вполне допускаю, что мое ответное письмо было сформулировано далеко не лучшим образом. Тем не менее оно стоило мне больших трудов. Собственно, ответил я ему следующее:
«Подобно многим другим писателям, у которых за плечами титаническая творческая работа, мистер Фолкнер в силу застенчивости привык вести довольно замкнутый образ жизни. Поэтому лично для меня нет ничего удивительного в том, что его так сильно увлекают и впечатляют беседы с чувствительными дамочками среднего возраста».
В принципе, на этом можно было и остановиться, но после продолжительного воздержания от писательства пальцы сами собой тянулись к машинке, поэтому я продолжил свою браваду. Как бы там ни было, не могу сказать, что мне так уж сильно хочется откреститься от моего тогдашнего пассажа, потому что в нем и впрямь содержится некоторая доля правды:
«Что же до самих дамочек, то меня приятно удивляет тот факт, что и они тоже придерживаются данных взглядов, потому что лично мне доводилось в той или иной форме слышать эти «мои» идеи от самых разных людей, а именно: от самого умного во всем Куинсе чернокожего мойщика машин, от мулата-карманника, от проститутки, с которой у нас общие друзья, и, наконец, от одной выдающейся женщины, которая в свое время была мамочкой в одном из борделей Южной Каролины, потом пыталась свести концы с концами, толкая дурь в Гарлеме, и при этом успешно подняла семью, а в настоящее время благополучно разменяла пятый десяток, не растеряв вкуса к жизни.
Эта женщина никогда не была святой – однажды я даже стал жертвой ее неприкрытого вероломства, – однако по вопросам межрасовых отношений на Юге я склонен доверять ей гораздо больше, чем мистеру Фолкнеру.
Как это ни удивительно, но, похоже, Уильям Фолкнер и впрямь на полном серьезе считает, что психиатр способен понять писателя».
Заполучив эту эпистолярную перепалку, Стюарт разослал копии наших писем целому ряду известных людей и получил ответы от Элеанор Рузвельт [4] , У. Э. Б. Дюбуа [5] , Уильяма Брэдфорда Хьюи [6] , Джорджа Сильвестра Вирека [7] , Мюррея Кемптона [8] и некоторых других. И еще некий «видный негритянский деятель» (здесь я цитирую статью Стюарта из «The Independent» за март 1957 года) «заявил, что не может дать по этому поводу публичный комментарий, но, конечно же, Мейлер прав на все сто процентов».
4
Анна Элеанор (Элеанора) Рузвельт (Anna Eleanor Roosevelt, 1884–1962) – племянница 26-го президента США Теодора Рузвельта и жена 32-го президента США Франклина Делано Рузвельта, в политической карьере которого сыграла заметную роль. Активно занималась правозащитной деятельностью и благотворительностью. Участвовала в создании ООН, где позднее (с 1946 по 1953 год) председательствовала в комитете, разрабатывавшем Всеобщую декларацию прав человека. Принадлежала к числу феминисток первой волны.
5
Уильям Эдуард Беркхардт Дюбуа (William Edward Burghardt Du Bois, 1868–1963) – афроамериканский общественный деятель, панафриканист, социолог, историк и писатель. Стоял у истоков организованной борьбы афроамериканцев за уравнение в правах с белыми, являясь одним из сооснователей и активным участником Ниагарского движения и Национальной ассоциации содействия прогрессу цветного населения (NAACP). Принадлежит к числу ключевых авторов, заложивших основы афроамериканской литературы. Выступал против расовой дискриминации и был известен своими левыми взглядами, полагая расизм прямым следствием капитализма. Подвергался судебным преследованиям в эпоху маккартизма. В период с 1928 по 1962 год несколько раз посещал СССР. В 1961 году вступил в американскую коммунистическую партию, переехал в Гану и отказался от американского гражданства.
6
Уильям Бредфорд Хьюи (William Bradford Huie, 1910–1986) – журналист, телеведущий, издатель, сценарист и писатель. Автор нескольких разоблачительных книг о Второй мировой войне (основанных на личном опыте участия в высадке в Нормандии и на Иводзиме) и расовой дискриминации. В 1950–1960-е
7
Джордж Сильвестр Вирек (George Silvester Viereck, 1884–1962) – поэт, писатель и журналист. В период раннего творчества (сборник стихов «Ниневия», роман «Дом вампира») подражал европейским писателям-декадентам (в первую очередь Оскару Уайльду), вследствие чего за ним закрепилось звание «первого американского декадента». В дальнейшем отошел от декадентской эстетики. Брал интервью у Адольфа Гитлера в 1923 и 1933 годах. Помимо этого, в середине 1920-х годов интервьюировал Жоржа Клемансо, Бенито Муссолини, маршала Фоша, Альберта Эйнштейна, Зигмунда Фрейда, Генри Форда, Освальда Шпенглера и других известных людей (позднее эти интервью составили сборник «Блики великих», 1930). Также был близким другом Николы Тесла. Будучи германофилом и одновременно сторонником американского изоляционизма, активно призывал власти не вступать в Первую и Вторую мировые войны и даже выступал с идеей широкой англо-германской коалиции, за что неоднократно подвергался порицанию в различных общественных кругах и очернению в прессе. Он также открыто выступал в поддержку нацистского режима в преддверии Второй мировой войны (при этом старательно отмежевываясь от сопутствующей национал-социалистической юдофобии). С 1942 по 1947 год отбывал заключение по обвинению в прогерманской пропаганде. Выйдя на свободу, опубликовал книгу тюремных мемуаров «Превращая людей в скотов» («Men into Beasts», 1952), шокировавшую многих современников натуралистичными описаниями тюремных жестокостей и гомосексуального насилия.
8
Джеймс Мюррей Кемптон (James Murray Kempton, 1917–1997) – журналист, лауреат Пулитцеровской премии 1985 года. Начиная с 1940-х годов, писал материалы и вел колонку в газете «New York Post». В 1974 году получил Национальную книжную премию США за книгу «Колючие заросли: народ штата Нью-Йорк против Лумумбы Шакура» о громком процессе над членами леворадикальной чернорасистской организации «Черные пантеры». Также широкую известность в США приобрела его книга «Роль нашего времени» («Part of Our Time», 1955) о радикальных политических движениях 1930-х годов.
Элеонор Рузвельт ограничилась всего одной строчкой: «Я нахожу заявление мистера Мейлера отвратительным и неуместным».
Мне подумалось тогда, что, возможно, это первый случай, когда миссис Рузвельт позволила себе употребить в печатном виде слово «отвратительный».
Уильям Брэдфорд Хьюи прислал длинный пассаж, главная идея которого сводилась к тому, что я отстаиваю данную позицию исключительно потому, что являюсь коммерческим автором и лишние упоминания о сексе добавляют мне популярности.
Большинство остальных респондентов были либо просто обескуражены, либо настроены критически, умеренно и/или либерально. Обозреватель «N. Y. Post» Кемптон с уверенностью утверждал в своем письме, что секс вовсе не лежит в основе южной дилеммы и чуть было не напросился на ответ, заметив между делом: «Не думаю, что представления Мейлера о Юге выходят за рамки прочитанных им книг». У меня было сильное желание напомнить ему, что я служил на Тихом океане в 12-м бронекавалерийском, который входил в состав Техасской экспедиционной группы, и к моменту моего зачисления туда почти полностью состоял из техасцев и южан. (Всем желающим получить живое представление об этих военных частях советую почитать «День, когда кончился век» из книжечки под названием «Между раем и адом» моего давнего друга Френсиса Ирби Гуолтни, который сам родом из Арканзаса.)
Стюарт разослал полученные комментарии редакторам шести южных газет, но ни один из них не удосужился ответить или напечатать хоть слово по этому поводу. Такое же молчание хранили и все без исключения новостные агентства. Единственное упоминание обо всей этой истории встретилось в диатрибе одной миссисипской газеты, автор которой просто называл мое письмо ужасным без какого-либо упоминания о его содержании.
И все же меня продолжали тревожить мои мотивы. Мое высказывание разжигало умы, но не освещало проблемы. Мне нужно было написать что-то посильнее, что-то гораздо более сильное, потому что в противном случае мой тогдашний внутренний настрой мог смениться другим, а я всеми силами стремился избежать этой перемены, ибо на тот момент во мне ни больше ни меньше сидела убежденность в правоте и серьезности моих взглядов, а также уверенность в том, что мой труд способен дать людям больше, чем уже успел у них отнять.
Что же до настроя, который я рисковал приобрести взамен имевшегося, то тот обещал быть куда хуже. В общих чертах он сводился мысли о том, что романист, которого я всегда считал великим, отказал мне в праве называться писателем. И в бликах света, отраженного льдом его кратких строк, угадывались контуры того облика, в котором я предстану, если не сумею оживить пустые формы своих громких высказываний, написав нечто гораздо более значительное, чем все то, что удавалось мне ранее. Сквозь зеркало моего Я на меня глядела тень персонажа, которого, по всей вероятности, видел во мне Фолкнер: тень невразумительной и посредственной макаки, чье общество серьезные писатели терпели чересчур долго. В общем, Фолкнер сотворил надо мной библейский акт изгнания, за что я ему крайне благодарен. Страх перед возможными последствиями не оставил мне иного выбора, кроме как отправиться в путешествие по психологическим дебрям «Белого негра».
Конец ознакомительного фрагмента.