Белый огонь
Шрифт:
Неожиданно из холла донесся шум борьбы: кричал ее отец, мать плакала в страхе. Дженни охватил невыразимый ужас. Она слышала, как переворачивается мебель, слышала звон разбиваемого стекла. Вопли матери стали громче. Тяжелый удар – и гневные, тревожные крики отца сменились криками боли. Раздался страшный треск – удар дерева по кости, – и голос отца внезапно пресекся.
С колотящимся сердцем Дженни вслушивалась в кошмарную тишину, жалобно поскуливая. И вот раздался другой звук: рыдания, топот бегущих ног – это ее мать бежала по холлу, пытаясь спастись. Дженни услышала, как мать вбежала в комнату Сары и закричала. Потом из холла донеслись более тяжелые шаги. И Дженни знала,
Еще один вопль ужаса и топот ног матери по лестнице. «Она сумеет убежать, – подумала Дженни со вспыхнувшей надеждой. – Она включит сигнализацию, позовет соседей, полицию…»
Потом – быстрый топот незнакомых ног по лестнице.
Захлебываясь от ужаса, Дженни слушала, как затихают эти звуки. Она слышала, как ее мать пробежала по кухне к щитку тревожной сигнализации. Затем раздался крик – ее успели перехватить. Стук упавшего стула, звук падающей на пол посуды. Дженни билась в ванной, пытаясь порвать путы, но слышала все это и с ужасающей ясностью представляла себе погоню. Вот мать бежит по кабинету, гостиной, библиотеке. Мгновение тишины – и тихий, осторожный скрип петель: ее мать опасливо открывает дверь в бассейн. «Она выберется из дома через задний выход, – подумала Дженни. – А там рядом дом Макартуров».
И вдруг – несколько жестоких ударов подряд. Пронзительный вопль матери, а после – тишина.
Нет… не совсем тишина. Рыдая с широко раскрытыми от ужаса глазами, Дженни прислушалась; кровь шумела у нее в ушах, но она снова различила те незнакомые шаги, теперь неторопливые, уверенные. Они приближались. Пересекли холл внизу. Стали подниматься по лестнице. Дженни услышала, как скрипнула ступенька – отец столько раз грозился ее починить.
Ближе. Ближе. Шаги в коридоре. В ее спальне. И вот в дверях ванной появляется темная фигура. Тишина, слышен лишь звук затрудненного дыхания. Клоунская маска ухмыляется ей. В руках уже нет биты. Вместо биты аэрозольный баллончик, отливающий светлым золотом в сумеречном свете.
Тот, кто вторгся в ее дом, вошел в ванную.
Пока он приближался, Дженни продолжала крутиться в ванне, несмотря на боль в коленях. Человек в маске навис над ней и вытянул перед собой руку с баллончиком. Потом он начал молча поливать Дженни из баллончика длинными дугообразными струями, и она почувствовала резкий запах бензина.
Дженни неистово старалась освободиться от пут.
Клоунская Маска методично поливал ее бензином, ничего не пропуская: ее волосы, ее одежду, поверхность ванны, в которой она лежала. Когда попытки Дженни освободиться приобрели совершенно исступленный характер, человек поставил баллончик и сделал шаг назад. Засунул руку в карман кожаной куртки, вытащил спичку. Осторожно держа ее за самый конец, чиркнул головкой о шершавую поверхность стены, и головка вспыхнула желтым пламенем. Бесконечную, мучительную секунду пламя витало над ней.
А потом указательный и большой палец разжались, и спичка упала.
…И мир Дженни растворился в реве пламени.
Глава 12
Войдя в ресторан отеля «Себастиан», Кори Свенсон остановилась, пораженная его роскошью. Интерьер был решен в стиле «веселых девяностых» [15] : обои с рисунком из красного бархата, полированная латунь и хрустальные украшения, потолки из прессованной жести, викторианские столы красного дерева и стулья, отделанные шелком и золотом. Большие окна выходили на Мейн-стрит, светящуюся перед Рождеством множеством огней, на еловые заросли в предгорьях, на лыжные склоны и горные пики вдали.
15
Хотя время приближалось к полуночи, в ресторане было полно народа, и в оживленный гул голосов вкрапливались звон бокалов и шаги официантов. Свет был приглушен, и Кори понадобилось несколько секунд, чтобы найти одинокую фигуру Пендергаста, сидевшего за неприметным столиком у окна.
Она отмела настойчивые предложения метрдотеля помочь ей – на ней все еще была та же одежда, что и в тюрьме, – и направилась к столику Пендергаста. Он поднялся, протянул ей руку. Кори испугал его вид: казалось, он побледнел еще сильнее, похудел, стал еще более аскетическим – она подумала, что для данного случая подходит слово «очистился».
– Кори, я рад вас видеть. – Он взял ее руку в свою, холодную, как мрамор, потом отодвинул для нее стул.
Кори села. Она репетировала то, что собиралась сказать, и теперь заготовленные слова полились из нее бурным потоком:
– Не могу поверить, что я на свободе… Как мне вас благодарить? Меня так надули, то есть просто облапошили, вы знаете, они уже заставили меня пойти на сделку со следствием и согласиться на десять лет заключения… я думала, что моя жизнь кончена… спасибо вам, спасибо вам за все, что спасли мою задницу, что вызволили меня из того дерьма, куда я попала из-за собственной невообразимой, непроходимой глупости. Я так сожалею, так сожалею…
Поднятая рука остановила этот фонтан.
– Вы не выпьете? Может быть, вина?
– Мм… но мне только двадцать.
– Да, конечно. Тогда я закажу бутылку для себя.
Пендергаст взял винную карту в кожаном футляре, такую массивную, что вполне сгодилась бы как орудие убийства.
– Да, тут будет получше, чем в тюрьме, – сказала Кори, оглядывая интерьер и вдыхая ароматы еды.
Трудно было поверить, что всего несколько часов назад она сидела за решеткой и ее жизнь была, считай, уничтожена. Но опять, словно ангел-спаситель с небес, явился агент Пендергаст и все изменил.
– Они возились с бумагами гораздо дольше, чем я рассчитывал, – заметил Пендергаст, просматривая винную карту. – К счастью, ресторан в «Себастиане» работает за полночь. Я думаю, «Шато Пишон-Лонгвиль» двухтысячного года подойдет, вы как считаете?
– Прошу прощения, я совсем не разбираюсь в винах.
– Пора учиться. Это одно из истинных и древних удовольствий, которые делают человеческое существование сносным.
– Мм… я знаю, сейчас неподходящий момент… но я должна вас спросить… – Кори поймала себя на том, что щеки у нее зарделись. – Почему вы вот так взяли и спасли меня? И почему вы делаете все это? Вызволили меня из Медсин-Крика, оплатили учебу в интернате, частично оплачиваете мое обучение в «Джоне Джее»… Почему? Я ведь никто, и звать меня никак.
Пендергаст посмотрел на нее непроницаемым взглядом:
– Я думаю, каре ягненка на двоих по-колорадски подойдет к этому вину. Насколько я понимаю, каре выше всех похвал.
Кори взглянула в меню. Если честно, она чуть не умирала от голода.
– Меня устраивает.
Пендергаст махнул официанту и сделал заказ.
– Так вот, возвращаясь к моему вопросу… я бы хотела знать раз и навсегда, почему вы помогали мне все эти годы. Особенно если учесть, что я то и дело выеживаюсь.
И опять она встретила его непроницаемый взгляд.