Белый шаман
Шрифт:
И когда Пойгин раскурил папиросу, Чугунов встал, прошел за прилавок, прихрамывая.
— За пять минут ноги отсидел, а вам хоть бы хны.
Видать, привычка. Переведи, Яшка, поаккуратнее хоть немного из того, что я сказал этому серьезному человеку.
— Пойгин шаман, Пойгин плёка, — повторил Ятчоль, явно обиженный тем, что русский торговый человек ищет расположения у его неприятеля.
— Что ты, как попугай, заладил: шаман да шаман. Поживем, разберемся. Ты смотри, не нагороди чепухи от моего имени. — Степан Степанович
Чугунов с чувством приложил руку к сердцу, низко поклонился. Помедлил, соображая, что можно изобразить еще, затем крепко сцепил руки, потряс над головой и объявил:
— На этом нашу торжественную часть по случаю открытия советской фактории, где вас никто и на полкопеечки не околпачит, считаю закрытой. Приступим к практическому делу. Вот у меня в полнейшем порядке товары. Чай, табак, мыло, патроны, напильники, посуда всякая. Есть даже здоровенный котел.
Чукчи заулыбались, устремились к прилавку, глаза их блестели, широкие улыбки выражали восторг.
— А вот карабин. Наш русский карабин. Он ничуть не хуже американского винчестера. Сейчас я вам это докажу со всей наглядностью.
Чугунов вышел на волю в одной гимнастерке, несмотря на холодный осенний ветер.
— Вон видите, на перекладине ваших вешалов для рыбы стоит тринадцать консервных банок. Сам специально установил и песком набил, чтобы ветром не сдуло. А сейчас посмотрите, как стреляет бывший чоновец.
Вскинув карабин, Степан Степанович выстрелил, сшибая консервную банку.
— Вот каков он, наш карабин. Я могу и в спичечную коробку попасть. Ну а вы и подавно. Вы, говорят, тут можете даже из кочерги стрелять, как из винтовки. Ну, кто из вас смелый? — Отыскав взглядом Пойгина, протянул ему карабин:
— Покажи, орел, каков твой глаз, поди, в комара за километр на лету попадешь.
Пойгин принял карабин, долго его осматривал, наконец взвел затвор, неуловимо вскинул и выстрелил, сшибая вторую банку с вешалов.
Что-то радостное кричали чукчи, прыгали и смеялись их детишки. Один Ятчоль с отчужденным видом стоял чуть в стороне: его коробило, что русский торговый человек позволил Пойгину выстрелить первому.
— А ну, Яшка, отличись ты!
Ятчоль помедлил, затем с важным, надутым видом взял карабин, осмотрел, поставил прикладом на землю, определяя его высоту. Карабин был короче винчестера, а стало быть, и шкурок, подумалось Ятчолю, в оплату потребуется меньше. Пожалуй, он его сегодня же купит. Пусть к пяти винчестерам добавится еще и карабин.
— Что ты карабин примеряешь, будто костыль? Стреляй, Яшка, да смотри, не промахнись.
Ятчоль выстрелил, и еще одна консервная банка слетела с вешалов. Когда были расстреляны все мишени, Чугунов опять распахнул дверь фактории:
— Прошу! Я готов начать нашу советскую торговлю.
В пушнине Чугунов в то время еще мало что понимал и решил все шкуры принимать по самому высшему сорту. Первым с добрым десятком песцовых шкур явился Ятчоль.
— Ого! Вот это ты, брат, поднакопил мягкого золотишка! — восхищенно воскликнул Степан Степанович, встряхивая шкурку песца. Подул на ворс, припоминая, чему учили его в Хабаровске на курсах по пушному делу. — Да ты у меня, Яшка, всю факторию скупишь. Чего ты хотел бы приобрести?
Ятчоль показал на карабин. Поставив его на прилавок торчком, попросил старика Акко попридержать за ствол. Поглядывая лукаво на Чугунова, принялся укладывать шкурки песцов, стараясь, чтобы одна не слишком придавливала другую.
— А ты укладывай шкурки так же, как заставляешь укладывать нас, — сказал насмешливо Пойгин и придавил шкурки ладонями, спрессовывая стопку.
Ятчоль вскинул кулаки, закричал до натуги в лице:
— Я не с тобой торгую! Ты всегда стараешься мне досадить!
Чугунов удивленно наблюодал за происходящим, наконец догадался, в чем дело.
— Понимаю, вы думаете, что я буду торговать на американский манер. Вот сколько мне надо за карабин… одну, всего одну-единственную шкурку. — Вскинул указательный палец и повторил: — Одну, и не больше.
Когда чукчи поняли, что за карабин торговый человек берет всего лишь одну шкурку песца, то никак не могли поверить, что над ними не шутят. Потом бросились к ярангам, чтобы пустить в ход неприкосновенный запас пушнины, припрятанный на самый тяжкий случай.
Ятчоль, потрясенный необычайно выгодной торговой сделкой, поднял руку с растопыренными пальцами, потряс перед лицом Чугунова:
— Еще карабин!
— Зачем тебе два? О, даже не два, а пять! Да ты что, Яшка, никак одурел?
Красный от возбуждения, боясь, что карабины раскупят другие охотники, Ятчоль потряс пятерней и снова потребовал:
— Пять! Пять карабин!
— Э, нет, голубчик, не выйдет, — урезонивал Степан Степанович вошедшего в раж покупателя. — Уж не думаешь ли ты карабинчики перепродавать? — увесисто погрозил пальцем. — Если узнаю, что занимаешься спекуляцией, — не взыщи! Я, понимаешь ли, добр, но крут.
Ятчоль долго смотрел в лицо Чугунова, пытаясь понять странного купца. Не сумасшедший ли он? Скорее всего очень хитрый, видно, есть в том какой-то тайный умысел, что он взял за карабин всего лишь одного песца…
Еще не скоро разобрался Чугунов, кто же такой по своей сути Ятчоль. А тот после долгих размышлений пришел к выводу, что русский решил обосноваться в стойбище надолго и потому не нуждается, как это было с заезжими американскими купцами, в его помощи. Это очень опечалило Ятчоля. Однако он изо всех сил старался понравиться русскому, приглядывался к его торговле, порой в душе смеялся над ним; а жене говорил: