Белый вождь(без ил.)
Шрифт:
Шорохи и шумы были слышны, хотя собаки и лошади охотников, приученные стоять тихо, и сами охотники не издавали ни звука. Они лежали молча, и если переговаривались, то только шепотом.
То были голоса самой природы, какие обычно раздаются в этом диком краю: захрапит бурый медведь в своей берлоге среди скал, завоет, залает койот, ухнет сова, порой пронзительно пискнет летучая мышь или крикнет козодой. Некоторое время ушей спрятавшихся охотников достигали лишь эти звуки.
Прошло полчаса, но ни мгновение Мануэль и Пепе не дали отдыха зрению и слуху. Они смотрели то на ущелье, то в сторону долины. Очень может быть, что их жертвы нет в пещере и днем не было, а такие люди,
Знали они и совсем верный способ убить или захватить Карлоса, тут вряд ли возможна неудача, – конечно, если точно знать, что их жертва сейчас в пещере. Но у них были свои основания не воспользоваться этим планом.
Ничего не стоило провести отряд улан по плоскогорью и оставить его наверху, у тропки, ведущей из ущелья. Другой отряд тем временем вошел бы в ущелье из долины; а так как скалистые стены ущелья почти отвесны, Карлосу был бы отрезан путь к бегству с обоих концов. Правда, как мы уже знаем, если бы солдаты вошли только в ущелье, все дело сорвалось бы; а чтобы провести их на плоскогорье, минуя ущелье, пришлось бы затратить целый день. Но, конечно, Вискарра и Робладо ради верного успеха не пожалели бы ни времени, ни людей.
Мулат и его темнолицый приятель все это великолепно знали, однако меньше всего они думали о том, чтобы воспользоваться таким планом. Его можно было осуществить, почти не подвергая себя опасности, зато невелика была бы и плата: ведь каждый солдат потребовал бы себе равную долю обещанной награды. А Мануэлю и Пепе вовсе не хотелось с кем-то делиться наградой, если они благодаря своему опыту и смекалке поймают Карлоса. Нет, они и не думали прибегнуть к этому способу. Оба не сомневались, что добьются своего и без посторонней помощи.
Они недолго ждали в своей засаде на скале. Через каких-нибудь полчаса и тот и другой чутким ухом уловили звук, доносившийся из ущелья: кто-то приближался к выходу в долину. Стучали лошадиные копыта по камню, осыпалась мелкая галька.
Дно ущелья устилали осколки камней, нанесенные сюда во время ливней. По этой каменистой дороге ущельем ехал всадник.
– Белоголовый, – пробормотал Мануэль. – Наверняка он.
– Верно, брат, ты угадал. Ты все его следы разгадал сразу. В пещере-то он и прячется. Мы наверняка его застукаем, когда придет обратно... А, черт! Вот он!
Не успел Пепе договорить, как на склоне появилась высокая тень. В лунном свете охотники разглядели всадника и коня. Можно было не сомневаться: это и была намеченная жертва.
– Слушай, брат, прошептал Пепе, а вдруг он пройдет близко? Может, уложить коня? При таком свете не промахнешься, будем целиться в коня. Уложим его – легко захватим белоголового.
– Не годится, сынок. Его не так-то легко захватить и пешего. Уйдет в скалы, будет прятаться день за днем, все время будет начеку – намучаемся мы с ним. Старый план лучше. Пускай его едет – вернее захватим, когда вернется. Тогда наверняка его захватим.
– Но, Мануэль...
– К черту! Чего там «но»? Всегда ты спешишь. Наберись терпения, не пяться, не трусь! Вон,
Этот возглас означал, что предложение Пепе, хотя и разумное, неосуществимо: всадник проезжал так далеко, что был недосягаем для их ружей.
Он ехал посередине ущелья, держась на равном расстоянии от его откосов, и ясно было, что он выедет на открытое пространство ярдов за двести от того места, где прятались в засаде охотники.
Так оно и вышло. Через несколько минут он оказался против их укрытия и действительно не менее чем в двухстах ярдах от них. Его не настиг бы выстрел из охотничьего ружья Мануэля; столь же ненадежным посланцем была бы пуля Пепе. Охотники лежали, затаив дыхание, не помышляя о стрельбе; они силой удерживали своих собак в расселине скалы, поглаживая их, чтобы успокоить.
Всадник приближался медленным шагом, с большой осторожностью. В ярком свете луны искрились блестящие части сбруи и оружия. Можно было отчетливо разглядеть и белую кожу, и статную фигуру всадника, и его великолепного коня.
– Белоголовый! – пробормотал Мануэль. – Удачно, сынок!
– А что это там, впереди? – спросил Пепе.
– Ага! Я и не заметил. Будь он проклят! Это пес. Ну конечно, пес!
– Верно, пес, провались он!
– К черту в пекло этого пса! Я уже про него слыхал. Редкостный пес. Дьявольщина! Задаст он нам хлопот! Хорошо еще, что ветер не в ту сторону. Сейчас неопасно... А, черт! Гляди!
Всадник вдруг остановился и подозрительно посмотрел на вершину скалы, где скрывались охотники. Что-то в поведении собаки обеспокоило его.
– Будь он проклят! – опять пробормотал Мануэль. – Этот пес еще задаст нам хлопот! Наше счастье, что ветер не в ту сторону.
Ветер был совсем слабый, дул он и в самом деле со стороны всадника прямо в лицо охотникам, и это было для них удачей, не то Бизон, конечно, почуял бы их.
Их засаду и так чуть не обнаружили. Какой-то еле уловимый звук – быть может, одна из лошадей переступила ногами в траве возбудил подозрение собаки, хотя всадник ничего не услышал. Да и собака, видимо, сразу успокоилась – она опустила морду и снова побежала вперед. Всадник последовал за ней. Через несколько минут они скрылись из виду.
– Теперь, сынок, в пещеру!
– Пошли!
Охотники спустились вниз, сели на коней и, пробравшись среди скал, въехали в ущелье. Держась в тени откоса, они поехали в дальний, узкий конец ущелья, к той тропе, по которой недавно спустился всадник. Поднимаясь по ней, они внимательно смотрели на утес справа, так как знали, что пещера должна быть на этой стороне.
Они не опасались, что оставят след и Карлос распознает его, даже если будет возвращаться днем: тропа вела по камням, и на них уже были отметины, оставленные копытами его собственной лошади. И все же Мануэль не был спокоен; время от времени он твердил не то про себя, не то обращаясь к своему приятелю:
– Будь он проклят! Задаст нам хлопот этот пес, наверняка задаст! Будь он проклят!
Наконец в каменной стене ущелья, словно черное пятно, показалось жерло пещеры. Мануэль бесшумно спешился и, оставив своего коня с Пепе, взобрался на уступ и стал внимательно разглядывать вход в пещеру. Хитрый охотник был осторожен на случай, если вдруг ктонибудь оказался внутри, – он не упустил из виду и такую возможность.
Некоторое время он прислушивался у входа, потом послал в пещеру собак; они не залаяли, не заворчали, и Мануэль наконец успокоился. Он заполз туда сам, все же держась в тени скал, потом высек огонь, заслонив свет, чтобы отблеск его не падал наружу, быстро огляделся и, окончательно убедившись, что никого нет, вышел и велел товарищу привести коней.