Бераника. Медвежье счастье
Шрифт:
Лис замотал головой, и я почувствовала, что у него лицо стало мокрым и горячим. И прижала к себе плотнее, потому что он не хотел показывать этих слез никому, даже мне.
— Все мы одинаково расслабились. Решили, что все беды позади. И никто в этом не виноват… А теперь успокойся и послушай меня. Мне нужна твоя помощь. Прямо сейчас.
Вздрагивающие плечи сына замерли, он торопливо и как мог незаметно вытер лицо о рукав моего платья и поднял на меня вопросительный взгляд.
— Я сейчас уйду. Мне надо найти и вернуть Вежеслава, — я быстро подняла руку, не давая никому вставить и слова, хотя
Вот так просто. Сказала — и поняла: все правда. Один раз я его почти потеряла. Второй раз не смогу.
— Лис, ты останешься за старшего, и не только на эту ночь. Возможно, надолго. Теперь с вами Борислав, он о вас позаботится, — я посмотрела на старого князя, и он только кивнул, ссутулившись и снова тяжело опираясь на стол. — Обещай мне, что будешь во всем его слушаться. Обещай, что присмотришь за сестрами и братом. Обещай мне.
Я требовательно посмотрела в лицо Лисандра, и он закусил губу, чтобы опять не разреветься, но пересилил себя и кивнул:
— Обещаю, ма… Только ты, пожалуйста, вернись!
— Я постараюсь. Я сделаю все, чтобы вернуться, — я даже не врала и действительно собиралась отдать всю себя, до капельки. Ну потому что… я хочу вернуться! Я хочу быть им всем хорошей мамой, хочу прожить эту жизнь счастливой! Я попытаюсь!
— Бера, — тихонько окликнул меня резко постаревший Борислав, выходя следом на крыльцо. — Ты понимаешь, что можешь уйти за ним сама? Он может не узнать тебя и напасть. Так тоже бывает.
— Детей ведь не бросишь? Сможешь что-то сделать с их поражением в правах, увезти отсюда и устроить их жизнь?
— Введу в род, — сумрачно кивнул старый князь. — Сделаю Лисандра наследником… а Шон, когда вырастет, попытается вернуть себе род Аддерли. Девочки выйдут замуж, дам хорошее приданое. Не беспокойся. Об этом не беспокойся. Если решила идти, если правда готова рискнуть… то за них можешь быть спокойна, веда.
— Это самое главное, — я расправила плечи, чувствуя, как часть груза исчезает с души. — Спасибо, князь.
Ведовская ночь закружилась вокруг меня запахами и звуками, лесной свежестью и тенью бегущих по небу облаков, стоило мне выйти за плетень. Было такое ощущение, словно с головы сняли пыльный мешок из толстой темной мешковины, сквозь который едва-едва угадывался окружающий мир. А теперь он вдруг засиял контрастами, дохнул в лицо миллионами оттенков свежести, взорвался тысячами шепотков.
Я стала одним целым с этим огромным миром и несколько секунд даже не могла вспомнить, кто я и зачем я здесь. Но потом что-то потянуло меня в сторону, и вернулось осознание — Веж!
«Где ты?! — безмолвный зов полетел по лесу, перекатываясь с пригорка в ложбину, от дерева к дереву. — Вежеслав! Вернись ко мне!»
Он не ответил, зато откликнулось пространство, и меня как арканом потянуло в нужную сторону, туда, куда сейчас уходил дикий зверь, забывший, что когда-то был человеком.
Я найду. Я догоню. И позову. А если нет… значит, пойду следом. Я больше не хочу отпускать любимого. Не хочу, не могу!!!
Глава 48
Кто сказал, что не страшно? Да просто все поджилки тряслись!
Я боялась тысячи разных вещей. Боялась, что Веж ушел слишком далеко и я его не дозовусь, боялась, что дикий зверь, занявший его место, не узнает меня и нападет. Ну и что, что я веда и это моя ночь, сейчас дух Бера, дикий и ничего не помнящий, сильнее. Это ведь и его ночь.
А еще боялась за детей, за старого князя, за свою праправнучку где-то там далеко в другом мире…
Боли боялась — если зверь нападет, это будет кроваво и не так быстро, как хотелось бы, видела я людей, которых медведь задрал.
Только смерти, наверное, не боялась. Своей смерти. Но это же ни капли не героизм — подумаешь, я ведь уже умирала. У меня есть опыт и нет неизвестности впереди. Просто не страшно.
Я догоняла медленно уходящего вглубь тайги зверя. Лес по моей просьбе отвлекал медведя, но не пытался задержать его силой, просто подсовывал словно очнувшемуся после спячки голодному животному свежие побеги гусиного лука на пригорке, наводил на след раненного волками и уже почти истекшего кровью оленя.
Я чувствовала, как он становится все ближе и ближе, бежала по стелющемуся ковром влажному мху и старалась ни о чем не думать. Я его позову… а там будь что будет.
Огромная бурая тень мелькнула за оврагом неожиданно, я чуть не споткнулась и не улетела между двумя старыми елями вниз по склону. Последние метры бежала, не чуя под собой ног.
Медведь был сыт, он уже успел хорошо попировать над погибшим от волчьих клыков оленем и даже милостиво оставил недоеденное серым охотникам. И пошел дальше.
— Веж! — я обогнула неторопливо бредущего по лесу зверя и преградила ему дорогу, внутренне умирая от ужаса и надежды одновременно.
От неожиданности медведь сердито рявкнул и оскалился. Потом, видя, что я стою поперек звериной тропы, зло заревел и встал на задние лапы, нависая надо мной как огромная бурая гора, готовая в любую секунду обрушиться смертельным камнепадом.
Я понимала, что провоцирую зверя, но знала, что только так и надо. Или пан, или пропал. Сейчас все зависит от того, сумею ли я преодолеть собственный страх, боль, смерть, сумею ли шагнуть навстречу рассвирепевшему зверю и позвать… позвать так, чтобы он услышал.
— Веж… любимый мой, единственный, желанный… вернись ко мне, пожалуйста!
Огромная лапа с острыми пятисантиметровыми когтями с быстротою молнии мелькнула перед лицом, обдав ветром и едва задев по виску. Но этого хватило, чтобы все вокруг заполнилось пряным запахом свежей крови, и я почувствовала, как горячая влажная дорожка побежала по щеке.
Но больно почему-то не было. И я, закусив губу, шагнула к зверю еще ближе. Не отводя взгляда, не допуская сомнений, оттолкнув от себя страх как что-то чужое и ненужное.
— Ну же! Веж! Ну вернись же… как я тут без тебя одна?! Не могу… Вернись… или возьми меня с собой.
Зверь снова махнул когтями, на этот раз слегка задев меня по щеке, оставил на коже горящие борозды. А потом опустился на все четыре лапы и попытался развернуться, чтобы уйти.
У меня аж слезы высохли вдруг от злости, я только сейчас поняла, что всю дорогу ревела белугой. Ах ты!