Берег Утопии
Шрифт:
Варенька. От Михаила. (Нежно.) Как ты себя чувствуешь?
Александра. Можно посмотреть?
Любовь начинает читать письмо Михаила, передавая страницу за страницей Александре, в то время как конец первого письма – от Станкевича – переходит от Татьяны к Вареньке. Александра передает страницы письма Михаила Татьяне, которая возвращает их Вареньке. Варенька возвращает письмо Станкевича Любе. Страницы писем переходят из рук в руки.
Татьяна. Его убила жена – это так
Александра. Просто как в романе – может, они даже были друзьями, как Онегин с Ленским.
Татьяна. Дура – Онегина-то как раз и не убивают.
Александра. Сама дура! – его вполне могли убить.
Татьяна. Но не убили, а Пушкина убили.
Варенька (читает). Как это похоже на Николая.
Любовь. Что похоже на Николая?
Варенька. Пушкина убили на дуэли, и все это сводится к трагедии женщины, неблагоразумно вышедшей замуж. Между строк Николай всегда отталкивает тебя. Так же как и в тот раз, когда он пошел на «Гамлета» и во всем оказалась виновата Офелия…
Встревоженные Татьяна и Александра немедленно прекращают свой спор.
Александра, Татьяна. Михаил пишет – да, Михаил пишет…
Варенька (взрывается). Мне нет дела до того, что пишет Михаил! (Начинает плакать.) Михаил называет моего мужа животным. Это он мне говорит. Это неправильно. С точки зрения нормальных людей Дьяков не сделал ничего плохого. Во всем виновата я одна. Я решила просить у него прощения.
Варенька хочет уходить, но Любовь задерживает ее, тоже в слезах.
Любовь. Ох, Варенька, Варенька… и ты пожертвовала собой ради меня… (Не слушая протестов Вареньки.) Да – твой брак в обмен на мой, вот почему отец тогда отступил.
Татьяна (сквозь слезы, настаивая). Михаил говорит, что любовь Николая к Любе преобразила его внутреннюю жизнь.
Александра (вторя ей). Он говорит, Люба – его идеал.
Варенька (кричит). Убирайтесь! Идите спать!
Татьяна и Александра от изумления подчиняются.
Александра (уходя). А мы-то в чем провинились?
Уходят.
Любовь. Ты не веришь, что он любит меня?
Варенька. Меня там не было. Чем вы занимались в Москве?
Любовь. Мы играли фортепьянные дуэты.
Варенька. Ну, это хоть что-то.
Любовь. Он не просил бы ему писать, если бы…
Варенька. Тогда почему он не сделает тебе предложения, вместо того чтобы читать тебе лекции, как немец?
Любовь. Он едет домой, чтобы просить у отца благословения…
Варенька. А потом он едет за границу!
Любовь. Ему необходимо уехать, он болен, он должен уехать на воды.
Варенька. Почему он не может жениться и взять тебя с собой? Тебе воды нужны не меньше, чем ему.
Любовь. Что ты имеешь в виду?
Варенька. Ты знаешь, о чем я.
Любовь в отчаянии отстраняется от нее, не соглашается.
Любовь. Не знаю, не знаю! Не смей так говорить! (Начинает кашлять, задыхается.)
Варенька (обнимая ее). Люба… Люба… Прости… тсс… ну, ну, моя хорошая, прости меня за все, что я наговорила. Ты поправишься, и Николай вернется, и вы поженитесь… Я знаю, вы поженитесь…
Весна 1838 г
В саду устроен костер, которого нам не видно. Крепостной носит дрова. Другой выносит из дома провизию, посуду, складные стулья, подушки и т. п.
Варвара появляется со стороны пикника, складывая кружевное покрывало. Татьяна, торопясь, выходит из дома. Она в праздничном настроении, в руках у нее таз с длинной ручкой.
Варвара. Люба готова?
Татьяна. Она идет. Ее карета подана!
Варвара. Это еще для чего? Ты сожжешь ручку.
Татьяна. Не сожгу. Это то, что нужно. Где Михаил?
Варвара. Объясняет что-то отцу.
Татьяна. Только не это!
Татьяна уходит к костру. Крепостная девка – та, что позволила козе сжевать пуговицы, – выходит из дома со свернутым ковром. Проходя мимо, Варвара между делом дает ей затрещину.
Варвара. Кружевную скатерть – скатерть! – а не покрывало с моей кровати!
Варвара уходит в дом. Девка выходит вслед за Татьяной.
Александр и Михаил выходят из дальней части сада, но не от костра, с букетами лилий и белых цветов, которые они собрали. У Александра в руках журнал «Московский наблюдатель» с зеленой обложкой.
Михаил. Сельское хозяйство? Да я скорее удавлюсь, чем буду изучать сельское хозяйство. А вот после трех лет в Берлине меня могут сделать профессором. Я к этому готов. С Фихте меня занесло – признаю, Фихте хотел избавиться от объективной реальности, но Гегель показал, что реальность нельзя игнорировать, понимаешь, отец.
Александр отдает Михаилу журнал.
Александр. Ты просто сменил волынку. Все это, может быть, и подходит Робеспьеру – быть редактором ежемесячного Московского пустомели, я его поздравляю, первый русский интеллектуал из среднего класса, но у дворянина есть свой долг – заниматься поместьем.
Варенька выходит из дома с двумя бутылками красного вина и маленькой корзинкой с лимонами и пряностями.
Михаил. Белинский оказался совершенным эгоистом. Мой долг – это самовыражение. От меня зависит будущее философии в России.