Беременность на сдачу
Шрифт:
— У вас будут ночевать родственники? — удивленно спрашиваю, после чего мысленно одергиваю себя.
Конечно же у него есть родственники, Вероника, и не удивительно, если они останутся на ночь.
— Я стараюсь сократить подобные ночевки к минимуму, но пару раз в год случается. Тебя информирую на случай, если вдруг придется принимать гостей, — я киваю, соглашаясь с рациональностью объяснений. — Левая сторона моя. Я там работаю, сплю, иногда ем и занимаюсь спортом. Предпочитаю, чтобы туда не приходил никто, кроме прислуги, это понятно?
Он только
— Вероника, этот момент понятен?
— Да, более чем.
— Отлично.
Мы поднимаемся на второй этаж. Правая часть полностью отделена огромной стеной, а слева замечаю коридор с несколькими дверями вдоль стен. Мы заходим в ту, что расположена почти в центре.
— Это твоя комната. На время пребывания здесь я буду спать в соседней, чтобы помочь тебе, если в этом будет необходимость. Если буду отсутствовать — оставлю вместо себя кого-то из персонала, чтобы ты чувствовала себя в безопасности.
Я киваю и осматриваю свою комнату: большая двуспальная кровать с темной шелковой постелью, несколько прикроватных тумбочек и шикарный темно-синий ковер в центре. Мой взгляд приковывает огромный шкаф-купе и зеркало с косметикой, духами и коробочками с украшениями. Собираюсь съязвить и спросить, после кого досталась комната, но тишину разбивает его холодный голос:
— Вся одежда и обувь в шкафу, косметика и украшения на тумбочке, куплены для тебя, — будто прочитав мои мысли, поясняет Матвей. — До тебя из женщин здесь никто не жил. Из родственников, разумеется.
— Ты что гей? — невольно вырывается вопрос.
— Очень остроумно, Вероника, особенно учитывая, что ты носишь моего ребенка, зачатого вполне естественным путем. Ты же помнишь каким? — хрипло раздается рядом с моим ухом его голос, а после уверенной рукой с тугими канатами вен он отбирает стакан с соком.
Глава 22
Я вздрагиваю когда стакан с глухим звуком опускается на деревянную поверхность тумбочки, но на то, чтобы повернуться просто не хватает сил. Сердце буквально выпрыгивает из груди, а руки моментально становятся влажными от волнения. Матвей не делает никаких попыток приблизиться или прикоснуться, но я спиной чувствую, что он смотрит, оценивает, буквально выжигает дыру в спине и заставляет мое тело покрываться мурашками.
— Лучше бы мне забыть, — глухо отвечаю я и разворачиваюсь.
В нос тут же ударяет его запах: терпкий, с нотками мяты и некоторой горечи. Я поднимаю голову и встречаюсь с ним взглядом. По коже тут же разбрасывается куча иголок, потому что он смотрит так же, как тогда в клубе: с желанием, восхищением и заинтересованностью. Я жадно ловлю этот взгляд и примеряю его на себя, понимая, что это временно. Вот сейчас он изменится: грозно посмотрит на меня и выдаст фразу, после которой я возненавижу его еще больше, окончательно пойму, что он не человек, а чудовище, способное пойти на все, лишь бы добиться своего.
Но вместо этого он делает шаг ко мне, обвивает мою талию и прижимает к себе, второй рукой хватает меня за подбородок и нежно проводит пальцами по щеке. Я замираю. Наверное, должна оттолкнуть его, поставить на место и напомнить, что еще час назад он сказал, что заберет моего ребенка, а я… я не нужна ему.
Да, я должна, но у меня попросту нет на это сил, потому что несмотря на все сказанные слова, я верю действиям и тому, как он смотрит. Как пожирает меня одним взглядом. Я ведь не рисую это. Вот он, мужчина, с которым у меня был лучший секс в жизни. Он рядом со мной, обнимает и смотрит так, будто важнее меня нет в этой жизни. Внутри тут же поселяется надежда на то, что он не собирается забирать моего ребенка, что ему, возможно, нужна я.
— Я наблюдал за тобой, — будничным тоном говорит Матвей. — Ждал, когда ты признаешься, что второй ребенок мой, смотрел, какая ты… — он гладит мою скулу большим пальцем, а я задерживаю дыхание, чтобы не спугнуть момент, возникший между нами.
— Иии… — он не дает мне договорить, прикладывая к губам указательный палец.
— Ты не оправдала моих надежд, Вероника. Моему сыну или дочери нужна мать, которая сможет принимать верные, обдуманные решения, а ты… о чем ты сейчас думаешь? — он скользит пальцами ниже, касается чувствительной коже на шее и уводит ладонь за затылок, перебирая мои волосы. — Ты думаешь о поцелуе, Вероника. О том, как мои губы коснуться твоих, как мой язык пленит твой рот.
Я смотрю на то, как шевелятся его губы, как он слегка ухмыляется и обнажает ровные белоснежные зубы и понимаю, что он прав. Я жажду его поцелуя, хочу, чтобы он коснулся моих губ и сделал все то, о чем говорит. Я неосознанно облизываю губы языком и ловлю то, как взгляд Матвея темнеет, он шумно выдыхает и выдает:
— Ты ведь хочешь меня. В твоих мыслях я наверняка зашел дальше, чем просто поцелуй, гораздо дальше.
На мгновение мужчина прикрывает глаза, после чего в его взгляде нет ничего, что напоминало бы чувства, полыхающие несколько секунд назад. Он смотрит отстраненно, холодно и расчетливо, а с его губ срывается:
— Мне не нужна женщина, не способная контролировать свои желания, а моему сыну не нужна мать, думающая о том, как бы ее трахнул едва знакомый мужик.
Напряжение разряжает звонкий шлепок. Не сразу понимаю, что именно я становлюсь тому причиной, но когда понимаю уже поздно. На щеке Матвея проступают красные полосы, а взгляд начинает гореть опасным огнем, но мне плевать. Я вырываюсь из его захвата, но мне не дают этого сделать. Крепкие мужские руки удерживают меня на месте.
— Предпочитаю не получать пощечин просто так, — холодность его голоса поражает и удивляет.
— Просто так? — язвлю я. — Ты только что назвал меня женщиной, готовой переспать с первым встречным, — я, наконец, перехожу на ты, потому что отвечать ему вежливо больше нет ни желания, ни сил.
— А разве это не так? — с ухмылкой спрашивает он. — Или не ты сняла меня в клубе?
— Ты делаешь выводы по одному поступку?
— Мне этого достаточно.
— Рациональность, говоришь, — я прищуриваю глаза и триумфально смотрю на него. — Где же ваша рациональность, Матвей Алексеевич, — я прижимаю ладонь к его затвердевшему паху и продолжаю: — Спустилась ниже пояса?