Берендеев лес
Шрифт:
Шатаясь, Степан встал и склонился над поверженным вепрем. Тронул пальцем острый, как татарский нож клык, и тогда только увидел железну стрелу, по самое оперение вонзившуюся в бок зверя. В тревоге поднял Степан глаза и… остолбенел… В трех шагах от него стояло о н о – чудище из страшного, уже изрядно позабытого прошлого: шаман Дудар. Маленькие глазки, не менее свирепые, чем глаза только что убитого вепря, сверлили Степана неподвижным взглядом из-под низко надвинутого малахая. Узкие губы подрагивали от ярости. Голые руки, перевитые могучими мьязами [2] ,
2
Мьяз - мышцы, мускулы
– Пшел! – вдруг произнес Дудар, едва разлепив губы. И махнул рукой с зажатыми в ней стрелами в сторону леса.
Степан отошел, повинуясь, к лесу.
Дудар одним движением вырвал топор из шеи вепря и швырнул его в сторону Степана. Легко подняв здоровенную тушу за заднюю ногу, он забросил вепря себе на плечо и тут же исчез в зарослях, не всколыхнув ни одной ветки…
Степан стоял, обессиленный и опустошенный пережитым… Вдруг ноги его подкосились, и он рухнул в снег, усевшись прямо в сугроб, спину оперев о дерево…
Пришел он в себя, лишь когда холод начал донимать его, пробирая скрозь полушубок и холщовые штаны до костей.
С трудом поднявшись, Степан стал ощупывать себя и только теперь заметил, что полушубок на его груди располосован – достал таки вепрь клыком. На дрожащих от слабости ногах подошел к свинье. Она была еще жива: хрипела, разевала пасть. Степан упал пред ней на колени и, вырвав из ножен нож, перехватил горло, разом оборвав ее мучения.
Отдышавшись, Степан освежевал тушу и, отрубив от нее заднюю ногу, обвязал веревкою льняной. Перебросив веревку через крепкий сук, он закинул ее на плечо и затащил тушу на дерево, крепко захлестнув конец веревки за ствол. «Так ее не достать зверю дикому, - подумал Степан, - А хороша свинюшка - не мене трех пудов будеть…Завтра приду за нею с Никитою.»
Обернув окорок шкурой свиньи, Степан умостил его на плече и отправился в скит…
Глава 6
Мефодия встретил у ворот молодой мужик – сын старосты. Поклонившись в пояс Старцу, широким жестом пригласил во двор.
Мефодий с удовольствием оглядел владения старосты: широкий двор, конюшню, хлев для скота, сложенную ладно поленицу и стожок сена, заботливо прикрытый от ветру рядном. Да и дом был ладный – рубленый, на высокой теплой завалинке. Из обмазанной глиной трубы дымок легкий вился: значит, топился дом по-белому, что совсем уж редкостью было в быту селянском. В местах здешних – лесных да озерных уж лет пятьдесят палом не прокатывалась война, потому жили люди в покое да в мире с кочевьями татарскими, хрупкий мир не нарушая… Но все одно, не каждый мужик решится дом такой возводить, в полуземлянках-полуизбах ютясь с семейством своим…
– Меня Микулою кличуть, - прервал его размышления провожатый, - Отца – Фролом. Стерхи [3] мы.
– Вот и ладно, Микула Стерх, вот и ладно, - промолвил Мефодий, входя в широкие сени и отряхивая снег с постолов [4] . – Что ж, веди к отцу.
Староста лежал в небольшой горенке, тесом липовым обшитой, на широком ложе раскинувшись в горячке. За ним присматривала девица лет осьмнадцати, статная да пригожая, с длинною косой, короной на голове уложенной. При виде Старца она легко поднялась со скамьи и поклонилась в пояс.
3
Стерх - журавль
4
Постол - тачаные из грубой кожи сапоги, часто мехом наружу.
Мефодий осмотрел старосту и к радости своей нашел только один перелом: у мужика была сломана рука левая, на которую умело был наложен лубок. Но огромные рваные раны от когтей и клыков зверя на плечах и груди, куда зараза попала, воспалились и сукровицей сочились из-под повязок холщовых. Старец попросил воды теплой и холстины свежей и занялся ранами. Обработав и перевязав раны, он попросил, чтоб его отвели к печи, отвары целебные приготовить.
В большой горнице горело несколько свечей, бросая блики на прикопченные смоляным дымом лучины бревенчатые стены. Хозяйка, стучавшая ухватом у печи, завидев Старца, перекрестилась и склонила стан в глубоком поклоне. С полатей с любопытством смотрели детские глаза.
– Детишки? – спросил Мефодий, кивнув бородой на полати.
– Детишки, Отче. Три сына у меня. Да у старшей сестры летом второй сын народился. У нас, батюшка, говорят, коль в родине одни мужики пошли – быть большой войне.
– Большую войну мы, почитай, пережили, Мамая побив, который все уговоры порушив на Русь пошёл, - ответил, помолчав, Старец. – А только мало нам ордынских набегов да пожогов – сами себя изводим. Новгородцы ли идут на тверичан, московитяне ли на рязанцев – хлеще Орды побивают брат брата свово да пределы рушат. То ж ушкуйники – иной раз, ордынцев жестокостью превзойдя, грабят и жгут, людей бусурменам на продажу сводят. Э-эх… - Старец широко перекрестился…
Мефодий долго возился у печи, разливая и процеживая отвары. И лишь закончив все приготовления, присел к столу, угостившись мочеными яблоками и ломтем ржаного хлеба.
Заутра, прознав, что в дом Стерхов Старец святой пожаловал, примчался молодой боярин [5] с тиуном [6] своим Ерёмою.
5
Боярин - раньше боярами называли конных воинов в княжеской дружине
6
Тиун - боярский или княжеский управляющий