Беркутчи и украденные тени
Шрифт:
– А я с детства еще помню, что если лягушка в спячке, то в жизнь ее не добудишься, как мертвая она, вот.
Рат прислушался к их разговору и слегка наклонился назад, чтобы увидеть экран телевизора. Там показывали одну из больниц – кажется, город назывался Грувском – и говорили о том, что неведомая болезнь постигла пятерых детей от десяти до пятнадцати лет. Новости о заболевших сменились другими новостями. Как ни странно, из местного музея. Громов навострил уши. Брали интервью у таинственного Константина Романовича, в котором он признался, что на днях был похищен двойной наконечник из серебра, относящийся аж к тринадцатому веку. Воры не впечатлили аккуратностью, вдребезги
Новость о краже наконечника, вновь всколыхнула воспоминания. К этому времени образ монстра из городского музея уже стал было меркнуть, и вот опять он возник перед ним, как в тот день. Неприятный холодок пробежал по спине мальчика. Рат до сих пор не знал, было ли существо реальным или лишь плодом его воображения. Наверняка, головная боль здесь тоже сыграла не последнюю роль. Если подумать, то чудовище, восставшее из грязи, было настолько ужасным, что допустить его существование было просто нельзя, но и решить, что оно лишь галлюцинация тоже невозможно. Не хватало только того, чтобы сойти с ума и переселиться из приюта прямиком в дом для умалишённых. О таком и думать было страшно. Потому-то Рат и старался всячески отвлечься и стереть из памяти то происшествие. Днем ему это вполне успешно удавалось, но вот по ночам он еще долго просыпался в холодном поту от кошмаров, в которых чудовище своим воплем парализует его, а затем уничтожает весь мир вокруг.
Толстый слой снега застелил Лирм. Бледно-желтое солнце светило мало и совсем не грело, но, когда оно поднималось высоко в небо, на заснеженную Березовую улицу попадали его прямые лучи и она сразу же преображалась: обычно хмурый грязный город начинал искриться серебром. Дни стали совсем короткими и оттого казалось, что время бежит быстрее. Мальчик и глазом не успел моргнуть, как в детском доме номер двадцать четыре скромно отметил свой приход Новый год, притянувший следом за собой суровый январь.
Ворон больше так и не появлялся. Впервые за несколько месяцев он ни разу не дал о себе знать. Однажды Громов слышал где-то неподалеку карканье, но это вовсе не говорило о том, что его издавала та самая птица. Мало ли воронов в Лирме?
К этому времени Ратмир окончательно уверовал в то, что происшествие в музее не более, чем его фантазия, подкрепленная головной болью, с которой он проснулся в то утро. Но тут кое-что снова посеяло сомнения в голове мальчика. Дело в том, что в приюте стали расползаться слухи, что Борис Ефимович, работник музея уже больше тридцати лет, так и не вернулся на свой пост после длительного нахождения в больнице. Он угодил в нее с сердечным приступом, но говорили, что на самом деле мужчина спятил. Он неустанно твердил об уродливом существе, выросшем из земли, которое криком погрузило его в оцепенение и довело до бессознательного состояния.
Рат не знал, что и думать. Теперь уже ни днем, ни ночью подросток не мог выкинуть из головы мысли о том, что случилось с Борисом Ефимовичем и особенно о том, что он видел собственными глазами во время экскурсии. Но произошедшее событие в День его рождения заставило забыть даже о таких невероятных видениях.
Утро девятнадцатого января началось совершенно обычно, как в общем и в любой другой ничем не примечательный вторник. Воспитанники проснулись по расписанию, умылись, оделись и стали спускаться в столовую на завтрак. Рат не спешил. Он задержался в общей спальне и порывшись в шкафчике, достал последнее фото, сделанное перед злосчастным пожаром. Вот он сам – семилетка с ссадиной на носу (он не мог вспомнить, как ее получил),
Мальчик сжал фотографию и улыбнулся запечатленному образу своей семьи, но взгляд остался грустным. Как же ему их не хватало…
В комнату заглянула Майя Александровна. В общей спальне тут же разнесся запах сладкой фиалки и мяты, который всюду сопровождал молодую воспитательницу. Она выглядела совсем юной за счет круглого детского лица с румянцем и больших глаз василькового цвета. Каштановые волосы-пружинки, как всегда, выпадали из пучка. Майя была любимой воспитательницей Ратмира. Впрочем, она располагала к себе всех детей, да и взрослых тоже. В ней будто бы всегда сиял незримый свет.
Девушка присела рядом. Она с любопытством взглянула на фото и по-доброму улыбнулась.
– Ты здесь такой счастливый, – ласково сказала она.
Рат кивнул. Он действительно не мог вспомнить более счастливого момента в своей жизни, чем этот.
– Я хочу показать тебе одну вещицу, – неожиданно серьезным тоном сказала Майя.
Она протянула ему каучуковый шнур, на котором крепко держался серебряный солнцеобразный кулон. В нем просматривались два наложенных друг на друга креста: один обычный и один повернутый буквой «х». Присмотревшись внимательно к прямым крестовым лучам, Рат увидел рисунки. На первом выгравировано дерево, на втором – крылья, на третьем – горящая свеча, а на четвертом – чаша, из которой льется вода.
– Это Крес. Иногда его называют «Огненная кольчуга». Благословенный амулет защитит тебя, Ратмир, предупредит о зле, придаст сил, и что не мало важно, поможет найти свой путь. Прошу, носи его не снимая. Это мой тебе подарок к четырнадцатилетию.
Громов застегнул на шее шнур, а сам оберег спрятал за пазуху. По груди тут же расползлось тепло. Он не особенно верил в силу таких вот штуковин, но не хотел обижать Майю, которая была так добра к нему. Как только Крес оказался у него на шее, воспитательница будто бы вздохнула с облегчением. Это удивило мальчика.
– Что ж, а теперь я должна рассказать неожиданную для всех нас новость. Я не буду ходить вокруг да около и скажу, как есть: Рат, за тобой приехала тетя.
Подросток изумленно открыл рот. Он уставился большими карими глазами на девушку, а та, в свою очередь несколько раз кивнула, мол: «да-да, именно это я и сказала».
– Тетя? Вы шутите? Но у меня нет живых родственников, не правда ли?! Вы сами всегда об этом твердили.
– Я знаю, мы действительно так думали, потому что после смерти твоих родителей, никто не объявился… Как бы там ни было, Ратмир, это чудо, что сейчас ты можешь обрести семью, дом…
– Не поеду, – резко перебил ее мальчик.
Он подскочил с кровати и, подойдя к окну, погрузился взглядом в жизнь Березовой улицы. Мимо проезжали машины, спешили на работу люди. Вот девочка в розовой куртке, что не хотела идти куда-то (возможно в детский сад) и буквально висела на руке своей матери, пока та, пыталась ее вести по нерасчищенному от снега тротуару. А вот мужчина, что с утра пораньше ссорился с женщиной, наверняка из-за какой-нибудь ерунды. За их склокой через стекло канцелярского магазина с ухмылкой наблюдал любопытный работник с чашкой дымящегося напитка. Жизнь шла своим чередом. Каждую секунду что-то происходило и Ратмир был окружен этим хаосом, но чувствовал себя одиноким, как никогда прежде, ведь несмотря на такое количество людей и огромные масштабы мира, в сущности, никому не было до него никакого дела, даже сейчас, когда происходил возможно переломный момент в его судьбе.