Берлинский дневник
Шрифт:
Когда автобус отъезжал, дочка была счастлива и взволнованна, а я радовался, что она слишком мала, чтобы заметить или почувствовать трагедию пассажиров, большинство из которых были евреи из Германии. Они нервничали и находились на грани истерики, потому что боялись, что французы высадят их и отправят Гиммлеру на расправу или не пропустят испанцы. [39] Если они доберутся до Лиссабона, то окажутся в безопасности, но Лиссабон далеко.
Бетти Сарджент рассказывает, что в Америке умер Роберт Делл, мэтр либеральной английской журналистики, чья любовь к справедливости, порядочности, миру, демократии, жизни, хорошей беседе, хорошей еде, хорошему вину и красивым женщинам не сравнима ни с чьей, кого я знаю. Мне будет его не хватать.
39
Большинство
Берн, 24 октября
Сегодня днем грустный отъезд с Джо Харшем из Женевы. С тяжелым сердцем смотрел я из окна вагона, как исчезали швейцарцы, Женевское озеро, Монблан, зеленще холмы и мраморный дворец Лиги Наций.
Мюнхен, 25 октября
Приземлились вслепую в густом тумане, и из-за плохой видимости власти не разрешили нам продолжить полет в Берлин. Сяду в ночной поезд. Вечером все рестораны, кафе и пивные забиты дюжими баварцами. Замечаю, что они совсем перестали говорить: «Хайль Гитлер!»
Берлин, 27 октября
Эд Хартрич через пару дней уезжает домой, а я поеду в начале декабря. Принимать мои обязанности приезжает Гарри Флэннер из Сент-Луиса.
Берлин, 28 октября
Сегодня мы наблюдали классический пример того, как фашистская диктатура скрывает новости, если считает, что они могут шокировать людей. Утром итальянская армия вступила в Грецию. Утром же Гитлер неожиданно объявился во Флоренции и встретился с Муссолини по поводу этого последнего акта фашистской агрессии. Берлинские газеты вышли с огромными заголовками о встрече во Флоренции. Но ни строчки об итальянском вторжении в Грецию. Мои информаторы сообщают, что Геббельс попросил пару дней, чтобы подготовить к этому известию германское общественное мнение.
От Тэсс ни слова, с тех пор как она покинула Женеву. При нынешнем хаосе на неоккупированной территории Франции и в Испании все может случиться.
Берлин, 29 октября
Спустя двадцать четыре часа после начала ничем не оправданной итальянской агрессии против Греции немцы все еще лишены своими правителями какой-либо информации об этом. Ни одной строчки в утренних или дневных газетах. Однако Геббельс осторожно готовит свой народ к такому сообщению. Сегодня утром он распорядился, чтобы пресса опубликовала текст злобного итальянского ультиматума греческому правительству. Это почти точная копия ультиматумов, которые немцы посылали Дании и Норвегии, а позднее Голландии и Бельгии. А германская публика может поинтересоваться, что же произошло после этого ультиматума, ведь его срок истек вчера утром.
Позднее. Эту новость наконец преподнесли немецкому народу в дневных выпусках в виде итальянского военного коммюнике. И все. Однако в местной прессе напечатали тошнотворные передовицы, обвиняющие Грецию в том, что она не осознает «новый порядок» и находится в заговоре с англичанами против Италии. В какой нравственной выгребной яме барахтаются сейчас немецкие газетчики, отлично проиллюстрировали их сегодняшние статьи. Хотя это продолжается уже несколько лет, я все еще нахожу ситуацию возмутительной. Ко всему прочему прибавились еще и обычные геббельсовские фальшивки. Например, кто-то сообщает, что греки даже не ответили на ультиматум, хотя на самом деле они это сделали. Они отвергли его.
В народе определенно нет энтузиазма по поводу последнего бандитского шага Оси. Германские военные, которые всегда высокомерно относились к итальянцам, говорят, что Греция не станет для легионов Муссолини легкой победой. Горная местность представляет трудности для действия моторизованных частей, более того, считается, что у греков лучшая горная артиллерия в Европе. По их словам, генерал Метаксос, премьер-министр, и многие греческие офицеры прошли обучение в Потсдаме.
Берлин, 31 октября
Говорят, что Гитлер примчался
С приближением зимы становится очевидным, что этой осенью германской попытки вторгнуться в Британию не будет. Почему такая попытка не была предпринята? Что произошло с главными направлениями гитлеровской стратегии? Почему нет окончательной победы, нет до сих пор триумфального мира? Мы знаем, что в начале июня он был уверен, что все это случится к концу лета. Его уверенность вселила такое же чувство в вооруженные силы и весь германский народ. И он, и они в этом не сомневались. Разве не были установлены, покрашены и увенчаны сверкающими орлами, свастикой и черно-серебряными железными крестами трибуны для грандиозного парада победы через Бранденбургские ворота? Они были готовы в начале августа.
Что же, в самом деле, вышло не так?
Пока мы не знаем полного ответа. Кое-что можем собрать по кусочкам.
Во-первых, Гитлер колебался, и его колебания наверняка могли оказаться такой же колоссальной ошибкой, как нерешительность германского верховного командования под Парижем в 1914 году, и это есть поворотный момент в нынешней войне, который никто из нас не в состоянии пока осознать, хотя, конечно, еще слишком рано об этом говорить. Французская армия была уничтожена к 18 июля, когда Петэн запросил перемирия. Многие из тех, кто следил за германской армией во Франции, предполагали, что Гитлер немедленно развернется и ударит по Британии, — куй железо, пока горячо, пока ему и его великолепной военной машине еще приписывают обладание магической формулой непобедимости. Англичане, Гитлер знал это, содрогнулись от обрушившихся на них титанических ударов. Они лишились своего союзника Франции. Они только что принимали дома деморализованные остатки своих континентальных экспедиционных сил, дорогостоящие и невосполнимые вооружение и техника которых остались брошенными на пляже Дюнкерка. У них не было больше хорошо организованной и оснащенной сухопутной армии. Их береговая оборона была ничтожной. Их всемогущий флот не мог воевать в полную силу в тесных водах Ла-Манша, которые отныне контролировали геринговские бомбардировщики и «мессершмитты», действовавшие с приморских баз.
Такова была ситуация, когда 21 июня Гитлер вышел на маленькую поляну в Компьенском лесу, чтобы продиктовать Франции жесткие условия перемирия. Теперь я вспоминаю, хотя в то время этот факт не произвел на меня никакого впечатления, что в Компьене со стороны немецких военных не заметно было никакой спешки в том, чтобы покончить с Британией. Собирая по крупицам, когда прошло уже немало времени, отдельные обрывки разговоров, подслушанных то там, то здесь в Компьене и в Париже, я понимаю, что был намек Гитлера: хотя вторжение в Англию и должно быть быстро и тщательно подготовлено, необходимости в нем никогда не будет. Черчилль примет тот мир, который уже вынашивал в своей голове маленький австриец. Это будет мир по-нацистски, он отделит наконец-то Великобританию от континентальной Европы; это будет просто перемирие, передышка, во время которой Германия сможет сосредоточить на материке настолько превосходящие силы, что Британии придется в конце концов без боя склониться перед нацистским завоевателем, и такой мир поможет Черчиллю спасти свое лицо. И он его примет. Думаю, Гитлер действительно верил, что так будет. И эта его уверенность сдерживала и замедляла работу, которая была необходима для вторжения сокрушительной силы — строительство и сосредоточение барж, понтонов, погрузочных средств и тысяч видов различного снаряжения.