Берова тропа

В третий раз ударил колокол над Красной площадью Бергорода. И снова град оставался сиротой: народ бесновался, вопил, топал ногами и свистел, а князя так и не избрал. Криков и шума было одинаково что за старого Никиту Кожевеника, что за хитрого Василия Правого, что за юного Ольга Бурого.

Вернее сказать, никто не был народу люб. И не помогли даже нанятые «свистуны». У каждого из соперников были свои недостатки. Один слишком стар и медленнен что на слово, что на дело. Осторожность — оно и неплохо, когда она в разумных пределах, но в битве али в переговорах медлительность может подвести под плаху. Второй слыл хитрецом и обманщиком, да благо бы чужих обводил вокруг

пальца, так и друзья ему были не друзья, а лишь средство достижения цели. А что до Ольга… всем хорош, казалось бы, но где это видано, чтобы князем ставили юнца, у которого только-только борода начала расти? И что с того, что Ольг крепок как дуб и силён как бер? Сила — это неплохо, но жизненный опыт и мудрость важнее.

Вот пришёл бы на «Сговор» Андрий Силянович… тут ещё могли люди пошуметь за него. Но Андрий как-то уж очень неудачно сломал ногу, грохнувшись с крыльца, да добре бы просто сломал, так нет, пьян был при этом как свинья и распевал похабные песни. Кому ж такой князь сдался?

Ну а вообще бергородцы не зря не спешили выбрать хозяина: их вполне устраивал Совет посадских. От каждого конца выбирался «старший», разумеется, боярин, да побогаче, породовитее, который и вершил все суды на «своих» улицах. А что касалось вопросов серьезных, затрагивающих весь город в целом, то решали как раз советом.

Решали скверно: денег в городской казне давно уж не было. Торговцы не платили дань, им дешевле выходило сунуть кошель серебра нескольким «старшим» и получить грамоту, что дозволяла не платить налог. И если цены они ещё держали в разумных пределах, жителей не обирая (а попробуй завысь — люди не дураки, они в Лисгороде будут те же шкуры и сыры покупать), то в казну не шло совершенно ничего. То же касалось и штрафов: «денежные» наказания с легкостью заменялись палками или плетью, вот только должник по древнему закону покупал себе «замену». И снова выходило дешевле подставить под плеть плечи бедняка за пару кусов, а то и миску каши, чем платить виру.

Мостовая давно была разбита, княжьи палаты зарастали паутиной, городская дружина доедала хлеб без соли, а пожарной бригаде не платили, и они сидели по домам. Благо, пожаров крупных не случалось, а небольшие тушили всем миром. Но зато и поборов почти не было, и жители чувствовали себя в безопасности. В своих «концах» старшие старались соблюдать порядок и не допускать драк, смертоубийств и сильных разрушений, потому что потерять людское доверие, а следом и хлебное место очень легко. А вот отмыться от разговоров за спиной почти невозможно.

Приди на Бергород враг — город бы выстоял от силы неделю, да и то благодаря тем боярам, у которых ещё сохранялись личные дружины. Строго говоря, больше полудюжины воинов держать при подворье запрещалось уставом, но нигде не было написано, что конюх или трубочист не должен уметь драться. Не дружинник и ладно, неважно, что у него меч на бедре и что в трубу едва влезет одна его нога. Трубочист и точка.

Ольг все это видел и зубами от злости скрипел. Он никак не мог усидеть на месте. Жизнь в нем просто выплескивалась через край, он горел огнём, мечтая навести в «своём» княжестве порядок. Он сможет.

Юноша был упрям и сокрушительно уверен в себе, а люди были слепы. Как они до сих пор не поняли, что возраст для князя — дело наживное? И что с того, что ему всего двадцать два года? Он битв видел за свои зимы больше, чем любой боярин Бергорода. Верхом он ездил так давно, что и не помнит себя без лошади, на своих двух. Из лука стрелял как настоящий кохтэ, мечом сражался так же славно, как воевода князя Вольского.

В Бергороде он жил уже четыре года, успел доказать и свою доблесть в сражениях, и разум, и хитрость. Он, пожалуй, был самым молодым членом посадского (а точнее, боярского) совета. Только потому и допустили, что у него был отцовский княжеский знак, по наследству перешедший. Княжич он по рождению. Но увы, не князь, хотя мнил себя достойным.

Слишком молод?

А кто, скажите, несколько лет назад привёл войска и отбил нападение угуров? Кто спас и Бергород, и Лисгород от долгой осады и возможной погибели? Кто отправил вовремя гонца к степному хану за помощью? Князь Вольский, быть может? Нет! Тот был застигнут врасплох! Боярин Путилов, который временно руководил советом в Бергороде? Тоже нет. Тот и вовсе понял, что происходит, только когда Ольг уже вёл подкрепление!

Ах, как Ольг был в битве хорош: могуч, ловок, непобедим. Любой, кто видел его на поле боя, подтвердил бы: истинный князь перед ним, печатью беровой отмеченный. А может, и вовсе он тот господарь, кто возьмёт под свою крепкую руку все земли моров. Ну а что, Великий Хан же смог, а он ненамного Ольга и старше. Всего-то на восемь лет. К тому же хан Баяр за своё место под солнцем сражался с братьями, а Ольг был единственным сыном своего отца — князя Андрия Бурого. То, что его снова не избрали в «отцы Бергородского княжества», было не просто преступной глупостью, а почти что предательством. Если не он — то кто?

Злой и страшно оскорбленный после очередного провала, Ольг вскочил на коня и прямо в ночь умчался к тому, кто его во всем поддерживал: к старинному другу своего отца, некогда князю, а ныне — боярину Вольскому. Нужно было на кого-то выплеснуть своё негодование. Ехать решил лесом, по охотничьим тропам, так быстрее, чем по тракту.

Шум в колючих кустах сластуники услышал каким-то чудом, подумал сначала — олень. Но конь вдруг захрипел и шарахнулся.

Никак, бер!

Живьём бера Ольг ещё не встречал. Жители Бергорода своего «батюшку-зверя» не беспокоили. К его берлогам не ходили, охоту не вели. Но и зверь бергородцев стороной обходил, не трогал. В граде жила ручная самка бера, небольшая и очень спокойная, покладистая. Ее нашли в лесу ещё детенышем, выкормили, вырастили. С ней знакомили княжьих детей и жён. Ольгу она не нравилась: бер — зверь свирепый. Ну какой противник из этой почти домашней кошки? Да, она его обнюхала, разрешила почесать себе бок — и все. Велико достижение!

Другое дело — настоящий хищник! Вот если бы он Ольга принял, то это было бы настоящее благословение!

Не раздумывая, юный княжич спрыгнул с коня и шагнул в заросли сластуники. И только когда невероятно огромный, могучий и явно рассерженный этим наглым вторжением бер вышел ему навстречу, Ольг вдруг осознал, какой он дурак. Это чудище его могло так благословить, что до конца жизни вспоминать он будет. До очень близкого и очень болезненного конца.

Лето и начало осени выдались воистину щедрым, милостивым. Для того, кто живет только дарами леса — настоящая благодать. Марика каждый день приносила домой большую корзину черноягоды, или кровяники, или грибов разных, или орехов. В маленьком огородике за ее избушкой выросла прекрасная морковка и репа. Голодать, кажется, она грядущей зимой не будет. А травы, настои разные и целебные сборы рано или поздно принесут к ее порогу и мясо, и яйца, хлеб.

В Бергород ей идти не хотелось пока, ведьм нигде не любят. Боятся. Хотя колдовать Марика совсем не умела, ее дара лишь хватало лихоманку заговорить, влить каплю силы в целебное зелье да зажечь небольшой огонь в печи, но ведьма — это ведь от слова «ведать». Она ведала деревья и травы, чуяла их, была им роднею: дар славный, драгоценный, редкий. Мать ее ведьмой была, и бабка, и прабабка, и много-много женщин до них. Но в лесу никто не жил, это Марике повезло смертельно обидеть старого волхва и заполучить проклятье на свою шею. Оттого и от людей сбежала, от того и в лесу спряталась.