Берс в ребро
Шрифт:
— А как сейчас, дорогой? Надеюсь, теперь тебе лучше видно? — на сей раз голос мачехи буквально лучился лестью и заискиванием.
— Да, зафиксируй Глаз в этом положении. Вот так и держи, — раздался басовитый властный голос.
— Как видишь, с Дениской все в порядке. Отдыхает, набирается сил…
— Ты точно артефакт сняла? — перебил басовитый голос.
— Не я. Жрецы сами сняли артефакт, сразу по завершении ритуала. И парнишка уже сутки, считай, без него живу сам гоняет.
— Ну-ка задери одеяло и покажи
Раздалось шуршание ткани, и мачеха восторженно зачастила:
— Дорогой, неужели у нас все получилась. И катькина родня теперь не сможет упрекнуть тебя…
— Ну-ка рот захлопни! — зло рявкнул бас, но после короткой паузы продолжил прежним спокойным голосом: — Стеф, ты чего? В округе менталистов, как собак…
У меня вдруг неприятно зашумело в голове, но, сцепив зубы, я твердо решил дослушать воспоминание до конца.
—…а ты по Глазу чушь какую-то несусветную несешь открытым тестом, — продолжил меж тем басовитый голос (за которым, вероятно, скрывался мой здешний отец). — Мало ли дураков, что, случайно подслушав наш разговор, напридумывают потом себе невесть че, и донесут твои сказки до князя? Оно нам надо?
— Правда твоя батюшка, Артем Любомудрович, — осознав промашку, поспешила исправиться мачеха. — Это ж я так, для смеху, про подругу Катерину вспомнила. А Дениска-то ее вон красавец какой! Гля, как щечки налились, порозовели. Думаю очнется, сердечный, уже через час-другой.
— Ты его там не торопи. Дай парню как следует выспаться… Ну все, будя, неси Глаз обратно к алтарю, а то чего-то рябить зеркало уже начинает, чую запас заряда подходит к концу.
— Как скажешь, дорогой…
Очередное воспоминание прервалось, но новой вспышки озарения не последовало.
Я снова оказался в зеленой клетке, ощутив неожиданно ломоту во всем теле, будто, вместо мысленного просмотра воспоминаний, с добрый час ворочал на спине тяжеленные мешки. По лицу, застилая глаза, градом катился пот. Привычным движением, я провел по физиономии ладонями, сметая досадливую соленую гадость… И в следующую секунду замер на месте каменным истуканом, разглядывая черные в изумрудном пламени клетки ладони.
— Это че, кровь? — пробормотал я сорвавшимся на фальцет голосом.
— Она родимая, — откликнулся сбоку ничуть не разделяющий моей тревоги Псих. — Не переживай, Денис, по первости такое часто случается. Ты ж игрок еще неопытный. Резерв маны контролировать не обучен. Вот и истощил его сверх меры, расплатившись за жадность свою расходом под конец на поддержание техники, вместо маны, жизненной силы. Впрочем, навредить себе сильно я б тебе не позволил. А эти приключившиеся царапины в хранилище излечится быстро. Благо, запас живы позволяет… Ща переждем с полчасика, чтобы ты в норму пришел. И продолжим.
— И что мне делать эти полчаса? — проворчал я.
—
— Да я как бы выспался уже за три-то с половиной дня, проведенные безвылазно в постели.
— Ну да, ну да, — покивал Псих, а потом легонько ткнул меня горящей зеленым пламенем щепотью в окровавленный лоб. И безо всякого «спокойной ночи» я мгновенно провалился в глубокий беспробудный сон.
Глава 8
Глава 8
— Че опять не так-то? — психанул я, плюхнувшись задницей на зеленый песок небольшой арены. Где очутился полчаса назад, активировав вторую доступную технику.
— Да все не так! — всплеснул руками объятый изумрудным пламенем бородач. — Я как тебе велел стоять — в полуприсяде на пальцах ног, с прямой, как палка, спиной!
— Так я так и…
— Если было б так, то удар бы вышел, как надо. А не получилась бы эта нелепица, когда ты, вместо атаки меня, чуть ногу себе не оттяпал.
— Да блин! Просто на носках с непривычки стоять пипец как сложно — так-то я ведь ни разу не балерина.
— Че еще за балерина?
— А, долго объяснять, — отмахнулся я.
— Передохнул?.. Ну, поднимайся, продолжим.
— Да блииииин! — я, кряхтя, снова встал на ноги.
— И не блинкай мне тут. Три единицы живы вон, как корова языком слизнула. Значит, к мышцам энергия поступила. Усталость прошла. И ты снова готов к ратному подвигу.
И вот как тут поспоришь с сущностью, являющейся частью собственного измененного игрой сознания. Вот, Псих, зараза, как облупленного меня видит…
—…И слышит, между прочим, как наставника костеришь, — возмутился бородач. — За заразу, Денис, с тебя тридцать отжиманий. Ну-ка, давай: упор лежа принять!
— Да я ж ничего такого не говорил!
— Достаточно того, что подумал!
— Охренеть! Никакого личного пространства!
— Уже сорок отжиманий!
— А еще то десять с фига?
— За то, что много болтаешь и ничего не делаешь!
— Беспредел!
— Пятьдесят отжиманий!.. И если немедленно к ним не приступишь, я умываю руки, и изучай технику самостоятельно.
— Да понял-понял, — заворчал я, опускаясь на колени и принимая упор лежа. — Видишь, делаю уже.
— Раз, два… — менторским тоном начал отсчет Псих.
Я же, совершая не обремененные интеллектом сгибы-разгибы рук, невольно унесся в глубины перепрошитой Озарением феникса памяти.
Как и обещал Псих, короткий оздоровительный сон после манозатратных озарений, помимо исцеления телесных травм, адаптировал к теперешним реалиям и мою память, искусно вплетя туда и воспоминания предыдущего владельца тела. Потому, проснувшись, я просто знал уже практически все ответы на интересующие меня вопросы.