Берсерк
Шрифт:
Я отступил к носу «Акулы». Трор двинулся следом. Он видел, что отступать мне некуда, поэтому широко развел руки, словно собираясь задушить меня в дружеских объятиях.
— Внизу, Хаки! — закричал Скол. Я скосил глаза на темную, бьющуюся о борта воду. Если успею увернуться, то Трор упадет в море. Жаль терять такого воина…
Словно проверяя прочность настила, Черный затопал ногами. Ноги! Вот где мое спасение! Я никогда не дрался ногами, да и никто не дрался. Это казалось смешным и нелепым, но нынче выбирать не приходилось. Трор закусил губу и пошел вперед. Я отшвырнул меч, услышал горестный вскрик Скола, чуть согнул ногу и неожиданно
— Где ты учился так драться?
— Жить захочешь — научишься, — ответил я и приказал: — Оттащите его… Чтоб не мешался под ногами…
Воины робко приблизились к распростертому Трору. Боялись… Этот страх был посильнее, чем тот, навеянный глупыми ночными рассказами мальчишек.
Я убрал меч, вытер лицо, прикрикнул на отпустивших весла гребцов-хирдманнов и подошел к Джании. Она сжалась. Знала, что заслужила наказание. Но я даже не ударил ее, просто приподнял за подбородок и тихо сказал:
— Попробуешь еще раз — сдохнешь, как собака! Она поспешно закивала и поползла на корму. Я прижал ее ногой к палубе:
— И еще. Трор ранен, и ты будешь лечить его. Не вылечишь — на себе узнаешь гнев потомка богов!
— Я буду хорошо лечить его, хозяин! — прошептала рабыня.
Я отвернулся, подошел к мачте и опустился на настил. Ноги дрожали, будто после долгого бега, а где-то внутри, груди билась уже давно знакомая боль. Она жила во мне с того памятного пира у Серой Шкуры.
Стараясь успокоиться, я прикрыл глаза. Теперь уже никто не шептался и не рассказывал нелепых историй. Должно быть, юнцы сильно испугались. Они и не подозревали, что такое настоящая схватка. Теперь будут знать…
Сзади зашуршал Скол. Кормщик сел рядом и вздохнул:
— Ты поступил очень мудро, Хаки, но теперь тебе будет трудно.
Я и сам знал это. Не многие поймут, почему я заступился за Джанию и чуть не прикончил собственного друга. Придется объяснять. Но и после объяснений согласятся не все. Рабыня подняла руку на свободного человека и заслужила смерти, а я даже не наказал ее.
— Не нравится мне вся эта затея, — продолжал Скол, но я не дал ему договорить:
— Знаю. Оставь меня.
Кормщик замолчал, а потом заметил впереди высокие, будто нависшие над морем каменные громады гор и вскочил:
— Нервасунд!
Все закричали. Мало кто из норманнов преодолевал Нервасунд. Это было опасное место, где водили хоровод дочери Ран Похитительницы, а их мать пряталась в подводных скалах и там поджидала свои жертвы. Она швыряла корабли на острые камни, чтобы не пропустить их в Море Среди Земель. А еще в Нервасунде ходили страшные огненосные корабли арабов. Трор называл их дромонами.
Все забыли про рабыню и про драку. Гребцы навалились на весла.
— Ближе к берегу! — крикнул Скол. — Ближе к берегу!
— Льот, пусти его! — приказал я, и Льот уступил кормщику руль.
— Хэй-я! — подгоняя гребцов, крикнул я.
— Хорошее время. Ночь, арабов нет, — пробормотал Скол. — Жаль, без ветра не успеем до отлива…
—Успеем, — заверил я и приказал, чтобы на весла сели все воины: на каждое по двое.
«Акула» понеслась
Скол приподнялся, взглянул на скалу и обрадованно завопил:
— Начинается! Вперед!
— Эй-ха! — Гребцы потянули весла.
Перевязав рану какой-то тряпкой, очнувшийся Трор уселся рядом со мной. Он ничего не сказал. Да и что он мог сказать? Мы оба были виноваты в этой глупой драке…
Течение и наши усилия несли «Акулу» вдоль берега. Черные валы поднимались по скользящей рядом скале все выше и выше, и казалось — еще немного, и нас вознесет на самую вершину, к белым, тревожным птицам, почти к самому Асгарду [71] …
71
В скандинавской мифологии жилище небесных богов.
— Скорее! — торопил Скол. — Скорее! Он озабоченно вглядывался в небо и шевелил губами, будто шептал заклинания, но я знал, что это не так — Скол отмерял время, чтоб точно знать, когда хоровод дочерей Ран повернет обратно.
Кто-то из юнцов жалобно застонал.
— Греби, щенок! — обернувшись, заорал я. — Гребите все, если хотите жить! Утром здесь будут дромоны!
Еще какое-то время я подбадривал гребцов, а потом перестал и уже не видел, как один за другим они бросали весла. Юнцы сдавались, а «старики» понимали, что есть лишь один способ выжить, и упрямо боролись с течением. Я тоже. Мир перевернулся и стал моим врагом. Я бился с ним, как с самым страшным чудовищем, и ничего не чувствовал, только тяжесть весла и желание победить. Наперекор Ран я заставлял «Акулу» ползти вперед, но с каждым гребком она двигалась все медленнее и Медленнее…
Рядом захрипел Трор. Его могучие руки отказывались служить. Упадет на весло, придавит, и я не справлюсь!
И тогда впервые в своей жизни я взмолился.
— Помоги же, Черный! — прохрипел я. — Помоги! Он скосил мутные глаза, качнул тяжелой головой и снова налег на рукоять. Из груди викинга вырвался протяжный стон и… «Акула» пошла вперед! Нет, не пошла — полетела…
Рывок, еще один, еще… Пот застилал глаза, и я уже ничего не видел, только слышал громкие команды Скола.
— Хэй-я! — кричал он. — Хэй-я! — А потом вдруг восторженно заорал:
— Все! Хаки! Все!
Я поднял голову и огляделся. Зеленые невысокие берега, что-то вроде залива, рассвет, тишина и никого вокруг…
— Мы прошли, Хаки! — кричал Скол. — Прошли! Нам повезло! Мы миновали самые опасные места до того, как начался отлив!
Я посмотрел на кормщика. Он хорошо поработал провел «Акулу» через неведомый пролив без сучка и задоринки. А впереди лежало чужое море и где-то далеко за ним — золото, о котором всю жизнь мечтал мой отец.
Мы уже два дня плыли в Море Среди Земель, а рана. на плече Трора не заживала. То ли мешала изнурительная жара, то ли нехватка еды и воды, то ли тяжелая работа, но обвинять в этом рабыню я не мог. Джания целыми днями сидела возле раненого викинга. Она терпеливо перевязывала Трора и даже старалась во время сна прикрыть его теплым покрывалом, но ее заботы пропадали впустую. Трору ничего не нравилось: ни ее перевязки, ни ее услуги, ни ее покорность…