Бес смертный
Шрифт:
Перекрывая стоунзовские риффы, сзади запела полицейская сирена. В зеркальце я увидел две машины – ну конечно, «Волги» с мигалками. Они шли за мной аккуратно, не приближаясь, но и не отставая.
Посмотрим, на что способен соловьевский движок!
Я сделал рывок – «Волги» приотстали. Я тормознул – нагнали и снова пристроились, держа дистанцию. Теперь между ними я увидел черное рыло «Мерседеса».
Впереди на обочине что-то взорвалось. Потом еще несколько раз – фонтанчики снега выстроились рядком, как столбики ограждения.
Я обернулся и увидел, что из окошка крайней левой «Волги» торчит черное дуло автомата. Или винтовки. Разглядеть на ходу было сложно.
Идиоты. Пугать меня вздумали! Я вам покажу «Формулу-один».
Моя рука вывернула ручку громкости до предела, и «Стоунз» загремели, перекрывая гудение двигателя.
I was sick and tired, fed up with thisAnd decided to take a drive downtownIt was so very quiet and peacefulThere was nobody, not a soul aroundI laid myself out, I was so tired and I started to dreamIn the morning the parking tickets were just likeA flag stuck on my wind screenI said, hey! you! get off of my cloudHey! you! get off of my cloudHey! you! get off of my cloudDon’t hang around cause twos a crowdOn my cloud…В лобовом стекле справа от меня образовалась аккуратная дырочка.
Да они совсем ума лишились. Машину мне портят!
Я попробовал еще покрутить ручку громкости – она уперлась: громче сделать было уже нельзя. На самом деле этого мне было более чем достаточно. С моим-то слухом.
Рядом с первой дырочкой в стекле появилась вторая. Любимая музыка переливалась, звучала вокруг, крутилась воронкой в тесной кабине. Я оказался в центре этой воронки, музыка звучала сзади, спереди, справа и слева, она была над головой и снизу, она обнимала меня, гладила, проникала сквозь поры.
Музыка была повсюду, и я растворился в ней.
Часы стоят
В окно било вставшее точно вовремя вышколенное солнце.
«Роллинг Стоунз» звучали их моих колонок очень тихо, хотя «Роллинг Стоунз» – это такая группа, которая тихо звучать не должна ни при каких обстоятельствах.
Я почему-то лежал на полу рядом с кроватью. Покосившись на нее, я увидел, что простыни скомканы, одеяло сползло на пол, как подтаявший ледник с горного плато, а лежу я на комке, судя по всему, моей собственной одежды. Из-под плеча тянулась к кровати джинсовая штанина, а основная их, джинсов, часть находилась под копчиком. Лежать на скомканных джинсах мне было неудобно, и я решил встать.
Как она меня измотала, эта девчонка! Хорошо, что не добралась до Марка, а то он точно сегодня никуда не уехал бы. Я, как настоящий отец, принял огонь на себя. Интересно, когда это я успел перебраться на кровать? Начинали мы с ней на диване, а последующие события, пардон, восстановить в памяти я не в силах.
Как она меня высосала – уму непостижимо. Уж я-то – на что человек опытный, а с пола не встать. Как я на полу оказался – это не вопрос. Раньше я часто падал во сне. Просыпался в луже крови. Нет, это не я, это друг мой, Даня. Он сейчас в Германии живет. Славка в Канаде, в Канаде озера, а я там никогда не был…
Что за чушь? Ну, упал я с кровати, большое дело, не об этом нужно думать, нужно думать, как встать и похмелиться, а потом звонить в студию, звонить Питу домой, поднимать, будить, браться за работу.
Куда делась вчерашняя сумасшедшая журналистка, меня не интересовало. Она девочка боевая, не пропадет. Должно быть, вообще в Москву уже отъехала. Дверь у меня захлопывается, девочка встала да пошла. Не сперла бы только чего-нибудь. Малознакомые девушки имеют обыкновение прихватывать на память вещицу-другую. Диск, золотую цепочку или просто пару сотен долларов, по небрежности оставленных на столе.
Как бы там ни было, нужно вставать.
Я поднялся на ноги неожиданно легко. Даже зачем-то встал на цыпочки, потянулся – как ребенок, прости Господи. Давно я ничего подобного не делал. Это же надо: встать с утра пораньше, скакать на цыпочках, сладко потягиваться – так, глядишь, и до утренней зарядки можно докатиться.
Одеваться не хотелось. Голый, я прошелся по комнате. Кажется, все на месте. Паркет не скрипит, ветер в распахнутое окно не дует. Мне было тепло и как-то странно, по-особенному хорошо. С похмелья такого не бывает, хотя кто его знает, что бывает с похмелья! Всю жизнь можно учиться похмелью, а оно каждый раз будет подбрасывать что-нибудь новенькое. Может быть, мы вчера с модной девушкой какую-нибудь дурь употребили на сон грядущий? От дури и не такое может произойти. Не только утренняя свежесть в теле – похуже вещи бывают.
Я посмотрел на часы. Четыре с минутами. Двадцатое мая.
Четыре с чем-то там. Двадцатое мая.
Двадцатое мая.
С этого начался вчерашний день: я посмотрел на часы, увидел, что на них двадцатое мая, и пошел отвечать на телефонный звонок.
Сейчас телефонной трубки на тумбочке не было.
И я все понял. Понял, почему такая легкость в теле и почему ветер в окно не дует. Не могу сказать, что меня это удивило или испугало. Две минуты назад я больше удивился тому, что подо мной не скрипит паркет. Он всегда скрипел, с тех пор как я въехал в эту квартиру много лет назад. Я знаю каждую плашку – одна попискивает, вторая ухает, третья жалобно поет. И на каждую я сегодня наступал. Ни одна не отозвалась.
Я вспомнил, как поговорил вчера… или позавчера?… в общем, девятнадцатого мая я поговорил по телефону с Бродским. Ни о какой журналистке речи не было. Просто трепались. Он обещал приехать. Чуть ли не сегодня. Сказал – по обыкновению скучным голосом: может, прогуляюсь в Питер; если будут билеты в кассе вокзала, приеду ночным. Ни про какую Полувечную Бродский не говорил.
А потом я напился, и ночью мне стало плохо. Я хотел встать и дойти до туалета, поблевать.
Потом наступило утро, и приехала Полувечная.
До туалета я, кажется, не дошел.
Я упал и ударился головой. И умер в луже крови.
Я покосился влево – туда, где у меня стоит проигрыватель. Проигрыватель был выключен. Усилитель тоже. Звуки «Роллинг Стоунз» продолжали скакать по квартире.
Теперь стало понятно, кем была Полувечная на самом деле. И все встало на свои места. Все эти шоферы с лицами трупов. Все эти бесконечные аварии, сопровождавшие нашу с Полувечной дикую прогулку по городу. Все перемещения в пространстве и провалы в памяти. Падение из окна, про которое Кропоткина сказала, что оно было вчера.