Besame mucho, клуша!
Шрифт:
Как и ожидалось, Шурочкин аппендикс оказался пустым. Простенькую, но со вкусом подобранную мебель окружала густая тень, усиливающаяся тишиной. Лера собралась уйти, но из кабинета Казимира донесся неясный шорох.
Не насторожившись, ничего не заподозрив, Валерия сделала несколько быстрых шагов по ковровому покрытию, толкнула дверь и замерла на пороге.
Глаза уже свыклись с полутенями и тенями, и Лера разглядела на столе студентку-практикантку, длинные ноги которой обвивались вокруг раздавшейся талии Казимира.
Усеянные веснушками и утыканные рыжими короткими волосками руки Казика жадно
Эротические полоски на чулках практикантки, как и безупречной формы грудь — грудь натурщицы, выглядывающую из одежд, словно жемчужины из раковины, — все эти милые подробности Лера скорее угадала, чем разглядела. Как и рыжие волоски и веснушки Казимира — все-таки четырнадцать лет вместе.
Ковалева приросла к полу, перестала соображать, слушала шум в ушах и тупо смотрела на яркое белое пятно рубашки, которую утром гладила мужу, и не желала верить очевидному. К голове медленно приливала кровь.
Мерзость, мерзость, мерзость…
Так вот чем объяснялся интерес Казимира к новому летнему гардеробу, галстукам с геометрическим рисунком и туалетной воде для брутальных мужчин (что вызвало у Леры сдержанный смешок — брутальность Казимир явно путал со склочностью).
Наконец, вот чем объясняются многозначительные взгляды сотрудников за спиной, на полуслове оборванный шепот… Как она могла не замечать?
Сквозь помехи в сознании Лера услышала взволнованное сопрано:
— Казимир, здесь кто-то есть. — И все. И никаких поползновений провалиться под пол со стыда или хотя бы спрятаться, сбежать, оттолкнуть, устыдиться.
Лера Ковалева могла поклясться: в тот момент она физически ощутила, как шевелятся, седеют, меняют структуру волосы на ее бедной голове, а нежная кожа на лице и теле, как трещинами стекло, покрывается густой сетью морщин.
Однако худшее ожидало Леру впереди — пока она, онемев, таращилась на прелюбодеев, в приемную набился народ.
— Казимир Людвигович! — завопила Манана, разгоряченная хванчкарой. — Где же вы? Есть тост!
Манана протащила свои рубенсовские формы между стоящей в параличе Лерой и наличником, ввалилась в кабинет главного редактора и застыла с открытым ртом.
— Ой, простите, — проблеяла Гевелия, как если бы опоздала на летучку.
Медленно, точно нехотя, Лера оторвалась от пола и рванула к себе в кабинет с одной только мыслью: ключи, ключи…
Ключи от машины и дома — вот что спасет сразу от всего: от любопытных взглядов и округленных ртов. От вскинутых бровей и… И от того, что случилось. Случилось, случилось, не прячь голову под крыло, не обманывай себя, клуша, тряпка, рохля, размазня.
Оказавшись в салоне новенького «фольксвагена» с двухнедельным пробегом, Валерия рванула со стоянки, будто за ней гнались. От крутого виража, который заложила при выезде на шоссе, в салоне запахло жженой резиной. В ту же секунду — ни позже, ни раньше — смысл того, что произошло, предстал перед Валерией со всей беспощадностью: измена. Так вот, оказывается, как это бывает! Столкновение с изменой подобно столкновению с груженым бортовым ЗИЛом…
Откуда взялось это сравнение с бортовым, да еще груженым ЗИЛом, Лера не могла бы объяснить, но сравнение оказалось актуальным: подгоняемая детским желанием
Мнение водителя БМВ о Ковалевой было однозначным:
— Ах ты, овца облезлая!
За овцой последовали: кретинка, выхухоль, вша платяная, геморройная шишка, мышь сушеная, пьяная улитка, ну и, конечно, дура — куда без нее. Пострадавший перечислил весь зверинец, забыв присовокупить курицу… Подсказать, что ли? Искушение было так велико, что Лера очнулась, выпростала руки из-под подушки безопасности, сплющила ее, насколько смогла, выбралась из машины и оказалась носом к носу с водителем мятой бэхи.
— Ну ты попала! — Зверская физиономия с рассеченной бровью оскалилась.
Запоздалый страх накрыл Леру черным облаком — несколько минут назад она чуть не убила этого громилу с оскалом обозленного бабуина. Каким бы он ни был, у него есть жена или мать, может быть, даже дети.
Периферийным зрением Лера отметила, как рядом с БМВ притормозил джип «инфинити», на дорогу из джипа вывалилась отара крепких парней и дородный мужчина средних лет.
— Валерия Константиновна?!
От звука ни с чем не сравнимого, выдающегося голоса Лера вздрогнула и оторвалась от созерцания вмятины на черном боку БМВ.
С противоположной стороны покалеченной бэхи на нее смотрел Александр Борисович Крашенинников — один из членов правления банка «Русь-инвест» а также один из учредителей родных «Губернских ведомостей», цементного завода, логистического центра и, наконец, обладатель роскошного basso profondo.
Выпускник двух институтов, автоматически вспомнила Лера досье Крашенинникова, плюс два курса консерватории. Точнее, наоборот: сначала консерватория, потом институты. Инвестирует в лесоразработки и грамотно выводит деньги в офшоры. Прокуратура пыталась, но прижать бизнесмена за утечку капитала не смогла. После гибели директора цементного завода проходил по делу в качестве свидетеля. Сорок четыре года, дважды разведен, дочь от первого брака и сын от второго, несколько лет состоит в гражданском браке с моделькой из агентства Pretty Girl. Недвижимость на Родосе и в Черногории. Хобби: рыбалка и вокал.
В досье не вошли такие подробности, как цвет волос объекта — темно-русый — и цвет глаз — серо-зеленый. А также: рост (выше среднего), крепкое, называемое на Руси апоплексическим, сложение и громоподобный голос. Православная церковь потеряла в лице Крашенинникова диакона, а уж что Крашенинников потерял, даже говорить страшно. В минуту гнева физиономия обладателя редкого баса наливалась кровью, а поскольку гневлив Александр Борисович был не в меру, то перманентно сохранял пожарный цвет лица.
Взглянув на Крашенинникова, Лера вышла из оцепенения и полезла в сумочку за банковской картой: с держателем profondo и пакета акций лучше не шутить.
— Голубушка, кто только вам права выдал? — пророкотал Крашенинников.
Расстреляв Ковалеву уничтожающим взглядом, водитель битой бэхи сделал стойку:
— Шеф, тут эта…
— Извините, Александр Борисович, — прижав руки к груди, пискнула Лера.
— Кой черт «извините»? Видал я твое «извините», знаешь где? Оплатишь ремонт.