Шрифт:
Лучшее и худшее познается в сравнении. Если кому-нибудь покажется жизнь тяжелой, страдальческой, пусть сравнит свое горе с горем более масштабным. Восемь лет назад я овдовела. Мой муж умер после долгой болезни. После этого еще пару лет была уверена, что я сама несчастная женщина и мать на белом свете. Тебе кажется, нет больше горечи на свете, чем твоя в эту минуту. Но потом я примерила на себя потерю мой подруги Лилии.
Моя университетская подруга потеряла единственного ребенка, а потом спилась. Ее единственный сын Миша трагически погиб на срочной службе в армии. Смерть заглянула в ее семью во второй раз. И во второй раз забрала ребенка. Я не хочу углубляться
Все это в Лилии возбудил ген матери. Ее мама тоже пила. Та пила без оснований на то, пила много. Хотя можно ли так – много пить на каком-либо основании? Пожалуй, нет!
Лилия не алкоголичка со стажем, она окончила «первый мед», успешно работала в поликлинике Мурманска, душа в душу жила с мужем Аристархом. Она – воплощение силы для меня, а теперь Лилия – сломанный бамбук.
В первое лето после смерти Миши я позвала Лилию и Аристарха к себе на дачу. Этот дом в наследство достался от родителей моего усопшего мужа. Они были репрессированы в тридцатые годы, а вскоре помилованы: уже не помню, в честь дня рождения Ленина или какого-то коммунистического юбилея. Они вернулись из ниоткуда в никуда и построили то, что имеется сейчас, недалеко от Волги, в хуторе Логовский, где по счастливой случайности родилась и выросла и я.
Я встретила друзей в Волгоградском аэропорту летом 2015 года. Лилия была увядшей со дня похорон, Аристарх Петрович сгорбившийся, молчаливый.
– Хорошая идея, Марта Васильна, нас с Лиличкой позвать к себе на дачу, – Аристарх Петрович мне тогда показался безнадежно любезным. Знаете, когда человек говорит благодарность за что-то, но точно знает – из этого ничего не выйдет.
– У нас все удобства там, друзья. У вас не будет нужды, а если вам надо будет побыть вдвоем, я уеду в тот же миг, – неуместное мое предложение тем, кто меньше всего хотел оставаться друг с другом, они и в Мурманске были вдвоем.
– Ни в коем случае, Марта…
Лилия сказала и пожалела, она прикрыла рот кулачком.
– Я не хочу, чтобы ты моталась из-за нас. Не беспокойся.
Аристарх Петрович посмотрел на меня, легко кивнул: «Не оставляй нас, Марта». Дальше разговоры не заходили ни о ком из них. Аристарх с Лилией разглядывали бедное пригородное убранство Волгограда, вразброс построенные здания в хаотичном архитектурном стиле, на их лицах никакого удивления, но это и понятно – в Мурманске примерно так же. Облик нашего города характеризует нас. У нас внутри такой же беспорядок, мы так же не определились, куда двигаться и за чей счет. Волгоград напоминает место, докуда руки правительства так и не дошли, и с каждым годом наша надежда на благоустроенный город тает, тает, тает.
Конечно, никто не собирался упустить возможность накормить друзей местным арбузом. Я остановилась. Вдоль дорог стоят машины с арбузами и дыньками; купи, сколько влезет, торгуйся, сколько сможешь.
Через два с половиной часа моя машина заехала во двор. Нас встретила дочь с моей собакой. Я ей отдала машину, забрала собаку и отпустила в добрый путь с договором, что она приедет по первому нашему зову.
– Мы гостинцы привезли, Марта, – Аристарх дал знак Лилии.
– Мы не хотим тебя под большие затраты загонять, дорогая, – Лилия говорила со мной с провинившимся лицом.
Я уже знала, что она пила, пила много, не просыхая. Ее красивые когда-то руки тряслись. В машине она приняла таблетку.
– Что ты пьешь, дорогая? – спросила я ее еще на парковке аэропорта.
– Антидепрессанты. Это только первый курс. Хотя не знаю, как у психотерапевтов называется это.
– Помогает?
– Не-а! Успокоили, раскумарили, потом хочется еще, – Лилия достала коробку из кармана трикотажной дешевой сумки, которую носила через плечо. – Даже притупленную реакцию может вызвать.
– А сама как, чувствуешь притупленность? – спросила я.
– Аристо, что скажешь, я под водкой притупленная или под таблетками?
– Под водкой, Лиличка, – невозмутимо ответил Аристарх Петрович. – Ты сильная, водка тебе нипочем, курс примешь, нервы успокоишь, будем дальше жить.
От последней фразы Лилия глубоко вдохнула и долго выдохнула, кажется, слова «жить» и «дальше» в ее миропонимании больше не умещались вместе.
Закаты в нашем хуторке довольно поэтичные, скажу вам. Увидев Аристарха Петровича сидящим на ступеньках, я невольно подумала: «Романтик, наслаждается южными закатами».
– Красивый закат, правда? – спросила я у мирно сидящего сутулого человека.
– А?! – он не ждал меня за своей спиной. Обернулся. – Что сказала, Марта Васильна?
– Я тебе про закаты наши, Петрович.
Он взглянул обратно, покрутил глазами.
– Ну да, ну да, красиво, бесспорно. Послушай, Марта Васильна, вот я смотрю, дом твой не дачный вовсе. Все удобства в доме, вода проведена, двор ровный с дорожками, будто не дача вовсе.
– Ну так этот дом не был дачей. У моего Сашки, как родители умерли, с тех пор и дача. Они ведь здесь всю жизнь прожили, вот и дом обустроен для круглогодичной жизни. А мой родовой дом был на том вот краю, сгорел, когда я в Москве еще училась.
– Я вот дом напротив твоей изучаю, они должны быть одинаковой постройки, но тот разваливается.
– Руслан и не смотрит за домом. Жалко, какой участок пропадает, – я села рядом на деревянную ступеньку, он еще любезно подвинулся, чтобы не нарушать личные зоны друг друга. – Детки у него уехали, со своей женой он остался один, потом и с той развелся.
– Сколько у него земли? Может, продаст, а на деньги дом в порядок приведет?
– У него двадцать четыре сотки, Петрович, самая большая земля на хуторе. Не считая участки под посевы, конечно. Но он не продаст, так с каждым годом Руслан увеличивает территорию. Вот соседний участок с сараем видишь? – я показала на кривой деревянный прогнивший сарай слева от нас. – Он за самогон купил. Василий Ильич, бедный, несчастный, владел им. Так этот хулиган поил-поил, так и споил мужика, тот за три литра переписал на него. А когда понял, что натворил, пришел ночью и поджег дом, перешедший этому, останков не видно, там все в пепле.
– А сам где?
– В доме престарелых, я, бывает, навещаю его, тот забыть не может о содеянном, – вечерняя духота одолевала меня. – Пошли в дом, включим «кондер» поужинаем.
Лилия спала на диване, мирно посапывая. Я заметила ее облысевшую голову. Не все было так плохо, какую я ее увидела спустя три года после нашей встречи, но уже было страшно.
– Давай наши гостинцы откроем, Марта Васильна, – настаивал на своих подарках Аристарх Петрович.
– Ну давай хвастайся, что вкусного вы мне привезли, Петрович, – мне хотелось поскорее испробовать все, что они мне принесли. – Это же дорого очень, зачем вы потратились? Я последний раз черную икру ела, когда была на крестинах Мишки… Господи, храни нашего мальчика. – Я покрестилась, а сама не знаю, как себя ведут, поминая, словом, умершего.