Бесенок
Шрифт:
Царевич ускорился.
Им требовалось как можно скорее «раствориться во тьме». Пробежали кухню. Выскочили во двор. И дали ходу «огородами».
Отбежав на где-то метров пятьсот, они остановились. Чтобы оценить есть за ними хвост или нет.
Чисто.
А вот из дома Анны Монс раздавались крики и вопли.
— Дура, — лаконично констатировал Алексей.
— Почему же? — осведомилась Наталья Алексеевна.
— Она же любовница папы. И эти о том знают. Думаешь, ее пощадят? Надо было ей с нами уходить. Или как-то еще поступать. Но уж точно не открывать дверь. Упокой
Раздалось несколько выстрелов.
В доме.
Видимо кто-то из слуг стрелял. Но на этом все. Сопротивление, очевидно, заглохло. Разве что крики и вопли не затихали.
К дому же стягивались другие патрули. Видимо почуяв наживу. Ведь если пошла такая жара, то явно будут грабежи и прочие прелести.
Алексей же повел свой отряд дальше. И, добравшись дома Лефорта, нашел там поддержку и помощь. Им выделили легкую повозку и лошадь верховую для Герасима. Дали провизии, денег и проводили. А так как вся эта история с домом Анны Монс нарушила патрулирование Кукуя, уехать не состояло труда. Их просто прозевали. Как на улицах, так и на пикете, где под утро бойцы находились в никаком состоянии…
* * *
Той же ночью Петр сидел в одном злачном заведении Вены.
Переговоры провалились.
В очередной раз.
По сути царь не смог не только укрепить антитурецкую коалицию, но и решить вопрос нормального мира для России. Никто не хотел отстаивать ее интересы.
Вот и пил.
Забредя в один из борделей столицы Империи Габсбургов. Просто чтобы вокруг вертелись красивые девицы и пьянка не превратилась в унылое и грустное действо, перемешанное с жалостью к себе. Ведь, по сути, главная цель Великого посольства провалилась с треском. Обидно…
Он думал еще в Венецию заехать.
Без всякой надежды, впрочем, на дипломатический успех. Просто посмотреть на судостроение.
Сидел и пил тут он в компании с новым своим знакомым. Совершенно случайно встреченным. Неким капитаном Томасом Бартоломью Редом. Который таскался со своим первым помощником Жаном-Баптистом по прозвищу «Лягушонок». В Вене же он искал службы, пытаясь наняться к Леопольду как опытный капер.
Одного взгляда на него хватало, чтобы понять — не врет. Пират и матерый. Или во всяком случае моряк «повидавший некоторое дерьмо» в своей жизни. Но Вена не нуждалась в его услугах. И он, узнав, что в городе находится царь далекой России решил осведомится — нет ли у него службы для опытного морского волка.
Нанимать его или нет Петр еще не решил. Но вот так посидеть да поболтать? Почему нет? В конце концов он рассказывал интересные сказки о том, кто куда и что возит по Атлантике. Было видно — разбирается не хуже опытного купца. Ну а как иначе грабить то? Где что ценное взять возят знать надо. Да брать так, чтобы не попасться. А потому и в дипломатии требуется недурно разбираться и всяких иных нюансах…
— Господин, — произнесла одна из местных шлюх, подсев к Петру и нарушая беседу. — Тебя хочет видеть Черная борода.
— Меня? — удивился изрядно
— Ты ведь бомбардир Петр Михайлов?
— А то!
— Значит тебя.
— Иди-иди, — махнул рукой Томас, расплывшийся в сальной улыбке. — Дело стоящее.
— Что за Черная борода? Впрочем, не важно…
Царь махом допил вино из кружки и направился вслед за этой шлюхой.
Поднялся на второй этаж.
Вошел в просторную комнату, где на довольно пышном стуле сидела знойная чернявая женщина испанской или итальянской наружности в окружении нескольких местных тружениц. Петр насколько растерялся. Заозирался. А потом спросил:
— Меня звал Черная борода.
— Я Черная борода, — произнесла эта знойная женщина.
— Да? И где же твоя борода? — удивился Петр.
И эта девица бесхитростно задрала юбку, пошло улыбнувшись.
Несколько секунд стояла гробовая тишина. А потом царь захохотал. Прямо уморительно и убийственно. Аж стекла в окнах затряслись. Шутка его повеселила на славу, разом избавив от мрачного настроения. Видимо ради этого хозяйка борделя и старалась. Негоже из ее заведения уходить в дурном расположении духа. Дурная это реклама. Еще подумают, что ее девочки плохо работают…
* * *
Утро в Москве наступило беспокойное.
К концу ночи, обнаружив вырезанный пикет, люди Софьи засуетились. Забегали с факелами по городу. Шум подняли. Да так и встретили рассвет, не унимаясь.
Ромодановский проснулся с первыми лучами солнца. Как обычно. И узнал об этом шуме от слуг. Выслушал молча. С улыбкой. Ему было отчетливо ясно чьих это рук дело.
После чего сел завтракать.
В это время к нему явился командир отряда, что приставили князя-кесаря сторожить.
— Что, не спится милок? — добродушно спросил Федор Юрьевич.
— Алексей ушел. — тихо и угрюмо произнес тот, прямо глядя в глаза Ромодановскому.
— Теперь веришь моим словам? Или я все так же — блажу?
— Верю. Кто же в этом мог поверить? Мальчишка же…
— Что? Хорошо ушел? Я смотрю суета, словно в муравейнике, что палкой растормошили.
— Хорошо. Ой хорошо. Своими глазами бы не видел — не поверил. Два поста передрались так, что опали все. И он их миновал. Как это случилось никто из них объяснить не может. Третий вырезали. Тела нашли в подворотне. Большую их часть забили ножом. По одному. Что тоже диво дивное. А четвертый просто проскочили на лошадях. Парочке ноги колесами повозки раздробило. Еще трое отделались ушибами. Одного походя зарубил крупный всадник.
— Герасим, я полагаю?
— Видимо.
— Что-то еще?
— Анна Монс. Не знаю, что там произошло. Но патрули почему-то ворвались в ее дом и устроили там черт знает, что. Сказывают, что у нее скрылся Алексей. Но его там и следов не нашли. А допрашивать некого.
— Как это некого?
— Слуги за оружие схватились. Вот патруль и озверел.
— Анна жива?
— Увы.
— Там хоть обошлось без вот этого всего? — сделал он неопределенный жест рукой, в которой была зажата надкушенная куриная ножка.