Бешеные коровы
Шрифт:
— Мадам! — Вывернутые и топорщащиеся во все стороны щетки эполет портье подрагивали от негодования. — В торговом комплексе «Харродз» существуют строгие требования к одежде посетителей.
Мэдди успела стать экспертом по части кормления грудью. В этот момент она внезапно увидела себя глазами этого портье: мокрые пятна от молока, серый бюстгальтер для кормления, который так же вызывал интерес и привлекал внимание, как и ортопедический ботинок.
— В лактации это самое неприятное, — улыбнулась она, извиняясь. — Твоей одежде постоянно наносится непоправимый
Портье смотрел на нее пустым, ничего не выражающим взглядом.
— Требования в основном касаются того, что посетители должны оставаться одетыми. Ближайшая дамская комната находится на первом этаже.
— В ближайшей дамской комнате просят целый фунт за то, чтобы просто пописать. Кроме того, — добавила она, — ты бы сам захотел есть в туалете?
Портье выдвинул вперед свою недоразвитую челюсть.
— Политика магазина запрещает присутствие в нем неприлично одетых граждан.
Перед ней стоял молодой, с гонором, с назревающим прыщом на горбинке носа, обладатель набора вырождающихся генов.
— Интересно, а разве политика магазина не позволяет продавать в нем бюстгальтер для кормящих матерей, чтобы сделать процесс кормления грудью более приемлемым для общества, красавчик?
После этих слов улетучился всякий намек на профессиональность.
— Да что ты говоришь, вымя ходячее. Все, корова бешеная, посидела — и хватит.
На тот случай, если до нее не дошли его слова, портье железной хваткой вцепился в ее локоть и рванул вверх.
Поместив палец между бархатными губками младенца и грудью, Мэдди вынула сосок у него изо рта. Еще не вполне сформировавшееся лицо Джека сморщилось от ярости. Он разразился воплем, похожим на звук самолета, заходящего на Гатуик. Его кишечник разверзся, как бомбовый отсек. На подгузнике появилось желтое пятно угрожающих размеров и немедленно испачкало руку Мэдди.
— Позвольте мне только переодеть его, — взмолилась Мэдди, — и я сразу же уйду. Хорошо?
Портье, которому, судя по всему, было уже поздно брать уроки хороших манер, лишь толкнул ее в направлении дверей.
Мэдди прижала одной рукой к себе ребенка, а другой торопливо засунула грудь обратно в эластичный гамак, который теперь служил ей бельем. «Эй, посмотрите на меня, разве я не образец утонченности и изысканных манер, — подумала она. — Даже не пытайтесь мне подражать! Это — дар!» Уворачиваясь от портье, она ухитрилась сделать прощальный жест — запустила в портье промокшей накладкой для груди. Та водрузилась на вышитую золотом эполету, придав ее хозяину исключительно нелепый вид, и лишь спустя время упала к ногам этого мастодонта.
Низкое свинцовое небо сочилось дождем. Мимо Мэдди и Джека проехал «ягуар» с мерцающим платиной номерным знаком и обдал их брызгами. Мэдди прикрыла Джека от токсичных выхлопов такси и бросилась сквозь изморось навстречу клаустрофобной тесноте и теплу станции подземки. Она запихала свой билет в отверстие хромированного турникета, расположенное как раз на такой высоте, чтобы раскрыть незажившие швы от перинеотомии. Пока обдумывала, как ей с наименьшими потерями пройти через перекладину турникета, она почувствовала, как ей заломили за спину
Детектив службы безопасности магазина приволок Мэдди обратно в «Харродз». В офисе, в который он в конечном счете ее затолкал, уже сидели профессиональный бюрократ и чернокожая женщина зрелых лет. Улыбнувшись входящей Мэдди, она обнажила поблескивающий в переднем зубе бриллиант.
— Боже милостивый! — прогудела она. — Мало вам было задержать бедную пожилую женщину, которая никому не мешала, так вы взялись за беспомощную девочку и ее кроху! Позор! Как вам не стыдно!
Это была очень большая женщина с расширяющейся книзу фигурой. Крутизна ее форм внушала трепет и уважение. Если ее представить себе в виде карты Англии, то ее сумка вполне могла бы уместить Ирландию, и детектив утверждал, что там было полным-полно краденых вещей. Женщина приветственно подняла вверх ладонь розово-оранжевого цвета и прогудела: «Мамаша Джой!»
В это время детектив копался в вещах Мэдди. Она совершенно не помнила об упаковке с черносливом, пока он не вытащил ее на свет с торжествующим видом.
— О боже. Послушайте, я собиралась за это заплатить, но…
Тут захныкал Джек. Мэдди снова расстегнула кармашек на левой чашечке ее бюстгальтера. Он с нетерпением ухватился за сосок.
— Мне нужен один из этих… как они называются? Сигнальные браслеты? Там должно быть написано: «Кормящая мать с дефицитом мозговой деятельности. Обращаться с осторожностью».
Мэдди прекрасно знала о своих достоинствах: она обладала утонченностью падающего фортепьяно и культурным изыском скотовода (дерьма в коктейле), но в то же время была добра, естественна и искренна, как блики солнца на заднице купальщицы на пляжах Бонди-Бич. Детективы не могли этого не видеть. Только она собралась разыграть наивную дурочку, как офис наполнился незабываемым ароматом лосьона после бритья недавнего портье. Огромное пятно на плече добавляло последний штрих к его портрету.
— Это та самая женщина? — спросил его детектив.
— Да, Гив. — Портье держал между брезгливо вытянутыми указательным и большим пальцами бледную, мокрую подушечку накладки для груди.
— Ой, да ладно вам! Я бы обязательно заплатила, если бы ваш мордоворот не вытолкал меня на улицу!
— Да я не трогал ее и пальцем!
— Как же. А у Элтона Джона на голове растут собственные волосы.
С момента своего рождения Мэдди становилась все саркастичнее с каждым днем. Если любовь была наркотиком, то Мэдлин Вулф можно было считать профессиональным ночным химиком. Правда, эти времена уже в прошлом. Мэдди решила, что мужчины ее больше не интересуют. Она изменилась, и ей нравилось ее теперешнее «я». Даже ее последняя стрижка шла ей как-то по-новому.