Бешеный Лис
Шрифт:
Илья неожиданно зло процедил:
– Зверь ты, Михайла, с людьми – как с куклами…
– Илья, ты же сам согласился!
– Бешеный Лис, как голого выставил…
– Илья, прости дурака, не подумал… – Мишка действительно ощутил острый приступ стыда. – Илья! Ну хочешь, на колени встану? Прости, пожалуйста, я же Афоне помочь хотел. Ты же сам знаешь, как это важно, сколько ты по лицам раненых понимать умеешь! Ты же не одну жизнь спас, когда они сказать не могли, а ты догадался…
– Паршивец, и уговорить-то умеешь! Ох поплачут девки от тебя!
– Не
– Ладно… самострел. – Илья неожиданно хихикнул. – Афоня, ты на его рожу сейчас смотрел?
– Ага! Здорово!
– Хе-хе, Михайла, как я тебя! А?
– Притворялся? – понял Мишка. – Знаешь, как это называется?
– Не-а!
– Мордой об стол!
– Ха-ха-ха, го-го-го, Афоня! Вот такого лица, ха-ха-ха, ты еще… ты еще не видел!
– Которое, го-го-го, об стол?
– Ага! Ха-ха-ха, и об лавку тоже!
Проезжающий мимо ратник придержал коня:
– Чего ржете, мужики?
– Губан, ха-ха-ха, у тебя… ха-ха-ха, случайно стола… с собой нету?
– Чего?
– Го-го-го, а лавки?
– Гы-гы-гы, чего… ржете-то?
– А ты, ха-ха-ха… чего?
– Не… гы-гы-гы… не знаю.
– И мы, ха-ха-ха, не знаем… но без, ха-ха-ха, но без стола – никак!
Глава 4
Конец марта 1125 года. Дорога в Ратное
Мишка проснулся, как от толчка. Рядом в санях храпел и постанывал Афоня, еще дальше, на толстом слое лапника, завернувшись в облезлую медвежью шкуру, сопел с присвистом Илья. Мишка попытался определить, что же его разбудило. Нога практически не беспокоила, к Афониному храпу он притерпелся, других шумов вроде бы не было. Огромный стан, в котором расположилось несколько сот человек, с вечера угомониться не мог очень долго. Где-то плакали дети, кто-то на ночь глядя вдруг решил, что припас мало дров, и стучал топором, потом чего-то испугались лошади, потом еще что-то случилось. Большое сборище людей и животных всегда успокаивается очень медленно, то и дело оживляясь локальными очагами шумов и беспокойства.
Сейчас над станом стояла тишина, костры слабо тлели, морозец ощутимо усилился, похоже, дело шло к утру. Что же все-таки его разбудило? Мишка еще раз окинул взглядом все пространство, открывающееся ему из лежачего положения, и уже надумал сесть в санях, как уловил краем глаза какое-то движение. От ствола одного из деревьев отделилась белесая тень и, пробежав несколько шагов в сторону дремлющего у костра часового, припала к снегу.
«Маскхалат, бесшумное движение, явное намерение снять часового. Привидение или чей-то спецназ пожаловал? Вижу только одного, помогут быть и другие, если, конечно, спецназ».
– Илья! – позвал Мишка шепотом. – Илья, проснись.
– Да не сплю я, – так же шепотом отозвался обозник. – Что случилось?
– В стане чужие, к страже подбирается кто-то.
– Не
– Нет, я его и сейчас вижу. До самострела моего, не поднимаясь, дотянуться можешь?
– Могу, может, шумнуть?
– А стрелу словить не боишься? Взводи самострел и незаметно подай мне.
– Как его лежа-то?
– Упри в сани, сам на бок повернись, чтобы колено вверх не торчало.
– Сейчас. – Илья деятельно заворочался, впрочем, почти бесшумно.
Тень продвинулась еще на несколько шагов. Щелчок взведенного самострела показался оглушительно громким – лазутчик припал к утоптанному снегу.
– Михайла, руку опусти.
Голос раздавался снизу: Илья каким-то образом умудрился вползти под сани. Мишка опустил руку и нащупал приклад.
– Лежа-то стрельнуть сможешь?
– Смогу, а ты приготовься опять зарядить, может быстро понадобиться.
– Угу, сразу под сани суй, я тут приспособился.
Часовой приподнял голову, огляделся и снова подпер подбородок кулаком.
«Да уж, не видал ты, раздолбай, плакатов „Несение караульной службы – выполнение боевой задачи!“, зарежут ведь как куренка».
– Михайла, ну чего? – донесся из-под саней сиплый шепот Ильи.
– Тсс…
Белесая фигура вскочила на ноги и метнулась к часовому. Мишка нажал на спуск, болт ударил лазутчика куда-то в район поясницы, тот в падении все же дотянулся до часового, но удар пришелся по ногам. Разгильдяй-караульный вскинулся спросонья, свалился с чего-то, на чем сидел, и прямо в его уже открывшийся для крика рот оттуда-то слева ударила стрела. Илья буквально вырвал самострел из опущенной Мишкиной руки, и через пару секунд, показавшихся вечностью, из-под саней раздался вожделенный щелчок.
«Блин, всего два болта осталось, где же этот лучник? В Демкиной сумке еще десяток болтов, но не достать, шуметь нельзя, на звук выстрелить могут».
Мишка до боли в глазах всматривался туда, откуда, по его представлению, вылетела стрела. Вдруг из темноты пришло ощущение чужого враждебного взгляда, направленного прямо в лицо, а напряженный до предела слух уловил тихий скрип, такой, какой должен издавать натягиваемый лук. Мишка нажал на спуск, и тут же какая-то сила вырвала самострел из рук и швырнула на снег рядом с санями. Илья, словно змея из норы, высунулся из-под саней и втянул самострел в свое укрытие.
«Ну все, сейчас замочат! Лежу, как мишень, он меня видит, а я его нет».
Забыв о ране, он, насколько мог быстро, перевалился через край саней, плюхнулся на снег и чуть не взвыл от боли в ноге. Тут же ему в руки сунулся самострел.
– Сможешь из порченого-то?
– Один хрен – последний болт.
Из саней послышался сонный голос Афони:
– Мужики, вы чего?
– Лежи, Афоня, не шевелись!
– Чего случилось-то?
– Тихо ты!
Где-то в стороне раздались крики: «Вон он, держи! А-а-а! Уходит!» Зычный голос Рябого: «Десяток, по коням!»