Бесконечная история
Шрифт:
Фалькор, Белый Дракон Счастья, пел.
Высоко в ночном небе кружил он над Серебряным Городом и над Озером Слез и пел, и голос его напоминал торжественный звон большого бронзового колокола. Это была песня без слов – простая, величественная мелодия чистого счастья, и кто ее слышал, у того становилось удивительно легко на сердце.
Так было и с Бастианом и Атрейо, сидевшими рядом на высоком балконе дворца Серебряного Старца Кверквобада. Впервые в жизни слышали они пение Дракона Счастья. Сами того не замечая, они взялись за руки и внимали ему в молчаливом восхищении. И оба чувствовали одно и то же –
Но Великий Час подходил к концу. Песня Фалькора звучала все тише и тише и наконец смолкла.
Когда стало совсем тихо, Кверквобад проснулся и сказал, как бы извиняясь:
– Для нас, Серебряных Старцев, первое дело – сон. С вами-то, молодыми, по-другому. Не обижайтесь, но мне пора в постель.
Они пожелали Кверквобаду спокойной ночи, и он ушел.
И снова друзья долго сидели молча и смотрели в ночное небо, где все еще медленно кружил Дракон Счастья, в чарующе-волнообразном полете проплывая под диском луны, словно белая гряда облаков.
– А Фалькор не ложится спать? – спросил Бастиан.
– Он уже спит, – тихо ответил Атрейо.
– В полете?
– Да. Он не любит оставаться в домах, даже в таких больших, как дворец Кверквобада. Он чувствует себя там стесненным и запертым и старается двигаться как можно осторожнее, чтобы ничего не свалить. Он просто слишком велик. Поэтому он обычно спит высоко в небе.
– Как ты думаешь, он разрешит мне когда-нибудь на нем полетать?
– Ну конечно, – сказал Атрейо, – только это не так уж просто. Нужно еще привыкнуть.
– Я скакал верхом на Граограмане, – возразил Бастиан.
Атрейо кивнул и взглянул на него с уважением.
– Да, ты это уже говорил перед схваткой с Героем Инреком. Но как ты смог покорить Огненную Смерть?
– У меня ОРИН, – сказал Бастиан.
– Да? – удивился Атрейо. Казалось, он поражен. Но больше он ничего не сказал.
Бастиан достал из-под рубашки Знак Девочки Королевы и показал Атрейо. Некоторое время Атрейо пристально глядел на Амулет, потом тихо проговорил:
– Так, значит, теперь ты носишь Блеск? Лицо его стало непроницаемым. И Бастиан поспешно спросил:
– Хочешь надеть его снова?
Он начал снимать цепочку со Знаком.
– Нет!
Голос Атрейо прозвучал почти резко, и Бастиан смутился. Но Атрейо тут же улыбнулся и мягко повторил:
– Нет, Бастиан, ведь я носил его очень долго.
– Ну, как хочешь, – сказал Бастиан и повернул Знак оборотной стороной.
– Смотри! Ты видел эту надпись?
– Видеть-то видел, да не знаю, что она значит. – смутился Атрейо.
– Как так?
– Мы, Зеленокожие, умеем читать следы, а не буквы.
Бастиан удивился.
– Да? – только и сказал он.
– А что говорит эта надпись?
– ДЕЛАЙ ЧТО ХОЧЕШЬ, – прочел вслух Бастиан. Атрейо не отрываясь смотрел на Знак.
– Так вот что она значит! – пробормотал он. Лицо его не выдавало его чувств, и Бастиан не мог угадать, о чем он сейчас думает. И потому он спросил:
– Если бы ты знал, что здесь написано, ты вел бы себя по-другому?
– Нет, – сказал Атрейо, – я делал то, что хотел.
– Да, это так, – кивнул Бастиан. Снова наступило молчание.
– Мне надо что-то еще спросить у тебя, Атрейо, – проговорил наконец
– Да, совсем по-другому.
– А как?
– Ты был толстый, бледный и совсем не так одет.
– Толстый и бледный? – недоверчиво улыбнулся Бастиан. – А ты уверен, что это был я?
– А разве это был не ты? Бастиан задумался.
– Ты видел меня, я это знаю, но я всегда был такой, как сейчас.
– Правда?
– Я бы помнил, если бы это было не так! – уверенно сказал Бастиан.
– Да, – согласился Атрейо, задумчиво на него посмотрев. – Ты должен бы это помнить.
– Может, это было кривое зеркало? Атрейо покачал головой.
– Нет, не думаю.
– Как же тогда объяснить, что ты меня видел таким?
– Не знаю, – сказал Атрейо, – я только знаю, что не обознался.
Они опять долго молчали, а потом пошли спать.
Лежа в кровати со спинками из тончайшей серебряной филиграни, Бастиан все вспоминал свой разговор с Атрейо. И тут ему показалось, что его победа над Героем Инреком и даже то, что он скакал верхом на Граограмане, уже не производили на Атрейо столь сильного впечатления, после того как он узнал, что Бастиан теперь носит Блеск. Возможно, он думал, что раз так, то нет ничего удивительного во всех этих героических деяниях. Но Бастиан хотел, чтобы Атрейо им восхищался.
Он долго думал, как ему этого достичь. Надо найти что-нибудь такое, чего в Фантазии никто не осилит, даже с помощью Знака, на что способен один только он, Бастиан.
И вот ему пришло в голову: выдумывать фантастические истории!
Сколько раз ему приходилось слышать, что это в Фантазии никому не доступно. Даже голос Эйулалы так говорил. А уж выдумывать-то Бастиан был мастер.
Атрейо еще увидит, что он, Бастиан, великий сочинитель!
Он захотел, чтобы ему как можно скорей представился случай доказать это своему другу. Прямо завтра! Например, если бы в Амарганте устроили праздник поэтов и рассказчиков. Уж тогда Бастиан наверняка превзошел бы всех своими фантазиями!
А еще лучше, если бы все, что он рассказывает, тут же сбывалось! Ведь Граограман говорил, что Фантазия – это Мир историй, и потому даже давно прошедшее может возникнуть здесь вновь, если о нем упомянуть в каком-нибудь фантастическом рассказе.
Вот Атрейо изумится!
И, представляя себе удивление и восхищение Атрейо, Бастиан уснул.
Когда на другое утро все сидели за роскошным завтраком в парадном зале дворца, Серебряный Старец Кверквобад сказал:
– Мы решили устроить сегодня для нашего гостя, Спасителя Фантазии, и его друга, который привел его к нам, необычный праздник. Ты, быть может, не знаешь, Бастиан Бальтазар Багс, что жители Амарганта по древней традиции знамениты в Фантазии как рассказчики и исполнители песен. Наши дети с раннего возраста обучаются этому искусству, а когда становятся старше, упражняются в нем, странствуя по Фантазии, на пользу и благо ее жителей. И повсюду нас встречают с ликованием. Одно плохо: наш запас историй и песен, говоря по правде, не слишком велик. На всех его не хватает – приходится уж как-нибудь делиться. Но есть предание, что ты был знаменит в своем Мире умением придумывать разные истории. Так ведь?