Бесконечная любовь
Шрифт:
— Ну вот, мы снова вместе, — заметила она. — Странно, не так ли? Несколько месяцев не встречались, а теперь видимся второй день подряд.
Граф не поддержал попытку завязать легкий разговор. Сел напротив и распрямил плечи с видом человека, оказавшегося лицом к лицу с опасностью.
— Я пришел, миледи, чтобы извиниться за вчерашнее поведение. Глубоко сожалею.
Вивьен подняла брови:
— Сожалеете о том, что меня поцеловали? Заявление не слишком любезное. Неужели было так ужасно?
— Что? — Оливер посмотрел удивленно. — Нет. Конечно, нет. Совсем напротив.
— Рада слышать. — В уголках губ притаилась улыбка. — Мне тоже очень понравилось.
— Вивьен!
Граф закрыл глаза.
— Что? Было бы лучше, если бы не понравилось?
— Разумеется, нет! О черт возьми! С вами невозможно разговаривать! Я пришел, чтобы извиниться!
— Да, это вы уже сказали. Одного не понимаю: зачем извиняться, если происшествие доставило нам обоим удовольствие?
Глаза озорно сверкнули.
— Но вы не должны были испытывать удовольствие, — сурово постановил граф. — Во всяком случае, обязаны притвориться, что обижены и рассержены.
— Право, Оливер! Надеюсь, теперь, когда мы познакомились ближе, я могу называть вас по имени? — Он подавил стон, и Вивьен на миг замолчала. — Не могу понять, с какой стати должна притворяться и изображать чувства, которых не испытываю, тем более что и вам от этого лучше не станет. Зачем порицать то, что было чудесно?
— Мое поведение недостойно джентльмена, — сердито заявил граф. — Да и вам не следовало бы реагировать так беззаботно. Вы должны испытать шок. Расстроиться. Возмутиться.
Вивьен рассмеялась:
— Мне двадцать восемь лет. К тому же надеюсь, что неплохо выгляжу. Меня и раньше целовали. Так что обижаться и расстраиваться нелепо.
Стьюксбери нахмурился:
— И что же, позволяете всем подряд себя целовать?
— Нет, вовсе нет. Если честно, то очень немногим. Некоторых даже приходилось останавливать пощечиной — уж очень надоедали. Но вот вас я не остановила, хотя и видела, что вы хотите меня поцеловать. — Она слегка опустила голову и кокетливо взглянула исподлобья. — Как же можно вас винить? За что?
Некоторое время Оливер смотрел ошеломленно. Наконец отвел глаза и произнес:
— Боже милостивый, Вивьен! Стоит ли удивляться, что мужчины лезут к вам с поцелуями, если вы так рассуждаете?
— О, с большинством мужчин я бы так рассуждать не стала. Но вы — совсем другое дело. Мы знакомы целую вечность. Считаю вас почти кузеном.
— Правда? Надеюсь, с кузенами вы так не целуетесь!
Леди Карлайл снова весело рассмеялась:
— Только не это! Мои кузены по большей части ужасны. Даже в юности не питала к ним нежных чувств.
Граф снова утратил дар речи. Пунцово покраснел и поспешно отвернулся к окну.
— Ах, я вас смутила. Что ж, готова тоже попросить прощения, и на этом инцидент можно будет считать исчерпанным. Давайте поговорим о чем-нибудь другом. — Приняв молчание за знак согласия, Вивьен продолжила: — Не желаете ли услышать, с какой целью я собираюсь встретиться с мистером Брукманом?
— С кем? — переспросил Стьюксбери, явно радуясь возможности сменить тему. — Я-то решил, что вы едете в «Ранделл и Бридж».
— О нет. Папа, конечно, их постоянный клиент, но несколько лет назад я увидела на леди Седжфилд потрясающую брошку, и она сказала, что купила ее в салоне «Брукман и сын». Я поехала в этот магазин и с тех пор окончательно забыла дорогу в другие. Мистер Брукман — гениальный художник, а к тому же прекрасно переделывает старые украшения. Иногда покупаю у него старинные вещи. Они прекрасны, но носить их невозможно. Слишком изощренны по нынешней моде. Вот Брукман и меняет оправу на более простую. Именно это он и сделал с «Зеленым шотландцем», за которым я еду.
— Что это за камень? Изумруд?
— Нет, зеленый бриллиант. Очень редкий вид; реже встречается только красный. А таких больших, как «Зеленый шотландец», вообще единицы. Эти камни очень сложно обрабатывать, потому что после неудачной огранки окраска может оказаться неровной или поверхностной.
Стьюксбери удивленно поднял брови:
— А вы, оказывается, разбираетесь в ювелирном искусстве.
Вивьен кивнула:
— Всегда любила драгоценности. Папа часто их мне дарил.
Мать леди Карлайл умерла вскоре после рождения дочки. Освободившись из сетей несчастного брака, герцог большую часть времени проводил в Лондоне, предоставив малышку заботам нянь и гувернанток. А чтобы заглушить чувство вины, постоянно присылал и привозил непомерно щедрые подарки.
— Его подношения, конечно, совершенно не годились для девочки, — беззаботно продолжала Вивьен. — Маленькие стеклянные фигурки или рубин, вставленный в филигранную брошку. Гувернантка постоянно ворчала, что нельзя давать ребенку такие дорогие и хрупкие вещи, и убирала подарки как можно выше, чтобы я не достала. Стоит ли говорить, что я тайком залезала, доставала запретные игрушки и внимательно рассматривала? Больше всего, конечно, привлекали камни — таинственным сиянием, глубокими насыщенными цветами, блеском золотой оправы. — Она пожала плечами. — Повзрослев, начала сама покупать то, что нравится. Завораживает не только красота, но и история каждой из драгоценностей.
Вивьен посмотрела на спутника, наткнулась на пристальный взгляд и смутилась.
— Почему вы так внимательно меня рассматриваете?
— Неужели? Должно быть, потому, что ни разу не слышал, чтобы вы говорили о чем-нибудь так… серьезно.
— Наверное, я все-таки не окончательно пуста. Хотя кто-то наверняка скажет, что украшения и сами по себе чрезвычайно легкомысленная штука.
— Мм. Думаю, для многих они превращаются в вопрос жизни и смерти.
Настала очередь Вивьен удивленно поднять брови.