Бесконечная война
Шрифт:
Все привычные рамки и порядки уже несколько дней как перестали существовать.
Закрыв дверь, Беза развернулся к двум изумлённым женщинам.
Мирадель, тем временем, с толикой любопытства рассматривала их новую знакомую, Лотти. Она была длинноволосой брюнеткой с правильными чертами лица и несколько тёмной кожей. Не чёрной, но смуглой. Как у кашмирцев, только немного более светлой.
«Смесок, — поняла Милена. — Но красивая. Очень красивая».
Лотти, одетая в тонкое лёгкое платье, местами просвечивающее и демонстрирующее отсутствие нижнего белья, в свою очередь,
— Ты думаешь, я просто буду терпеть это? — прошипела девушка. — Потакать желанию развлечься с другой, прямо на моих глазах? Или ты решил устроить тройничок?! Считаешь, что как всегда загладишь вину парой подарков?! Я тебе не шлюха, чтобы ложиться под кого-то ещё и…
«Это его любовница, — поняла Мирадель. — Он привёл меня к своей женщине».
— Перестань валять дурака и принеси кружку воды! — воскликнул капитан, схватив Милену за плечи и подтолкнув в сторону потёртого старого дивана.
Императрица шагнула вперёд, не в силах сориентироваться в пространстве — всё вокруг словно кружилось. Она едва могла дышать. Сердце стучало, словно тразцский барабан, билось, будто муха в паутине.
Мирадель упала на диван, вновь утирая со лба холодный пот. Её била дрожь, постепенно сходящая на нет.
— Кто она? — спросила Лотти, вернувшаяся с кружкой воды. Девушка поняла, что в приходе гостей крылась некая тайна, отчего теперь смотрела без отвращения, но с опаской и недовольством.
Карсин поднёс кружку к Милене, которая начала неаккуратно пить, пролив едва ли не половину.
— Она… — Беза замялся, не зная, как лучше ответить, — понимаешь… Происходящее сейчас… это неправильно. Я… мы… оказались вынуждены…
Лотти уставилась на него, и её лицо расслабилось, как у давних жертв, оценивающих угрозы. Внезапно глаза смуглянки широко распахнулись, и вокруг тёмных радужек образовались блестящие белые кольца. Она вспомнила профиль, виденный на монетах, множество из которых прошло через руки беженки из Роха, сбежавшей от варварской агрессии.
Здесь, в Тасколе, Лотти готовилась встретить свою судьбу. Будучи красивой и молодой, она уже примеряла лавры работницы борделя, но жизнь распорядилась иначе, позволив ей встретить и соблазнить самого капитана гвардии Ороз-Хора.
О браке, само собой, речи не шло. Но Карсин снял ей комнату, оплачивал её расходы, а также обеспечил быт. Вот уже несколько месяцев они были вместе и Лотти иногда позволяла себе надеяться, что так будет всегда. Но сейчас, глядя на священную императрицу, уже ни в чём не была уверена.
Упав на колени, Лотти потерянным взглядом уставилась на Мирадель.
— Милостивая Амма, это же вы…
Дворец Ороз-Хор, взгляд со стороны
В день штурма дворца, услышав подозрительные звуки, Ольтея, поморщившись, покинула свою койку в императорском лазарете, а потом, с трудом двигая ногами, выбралась в коридоры, очень быстро узнав суть происходящего.
Людская волна обрушилась на дворцовый район, поднимаясь всё выше и выше, вспенивая кровь. Она с грохотом ломала двери. Она с воем бросалась в сомкнутые толпы императорских
Супруга принца Финнелона, рыжеволосая Ольтея, тихо пробиралась по дворцовым лабиринтам, пользуясь всеми силами своего не до конца восстановленного тела. Она предпочитала прятаться за многочисленными портьерами, колоннами и гобеленами. Ползти по узким вентиляционными проходам, подвалам и чердакам. Там, где никто не смог бы заметить её.
Женщина наблюдала, как люди рубят друг друга, сражаются, убивая во имя символа и цвета. Она видела, как пламя прыгает от одного украшения к другому. Она наблюдала, как изумлённых слуг избивали и как одну кухарку изнасиловали. И казалось чудом, что она до сих пор умудрялась оставаться незамеченной, со стороны наблюдая за героизмом и жестокостью.
Никогда ещё конец света не был таким весёлым. Хоть улыбка Ольтеи периодически сменялась оскалом боли, но женщина сдерживалась и продолжала идти.
Она прекрасно понимала, чему стала свидетельницей — перевороту, почти безупречному в своём исполнении. Падению Ороз-Хора. Ольтея знала, что высший жрец будет править Империей ещё до конца дня, а её любовница станет либо пленницей, либо беглянкой…
«Всё, что происходит сейчас — следствие моих действий», — в этой мысли было какое-то сдавленное ликование, восторг, который временами вырывался из её лёгких, таким сильным было это чувство. И казалось, что сам дворец стал ещё одной интригой — маленькой деревянной копией, которую она решила сломать и сжечь. Киан Силакви, несмотря на всю свою опасность, был всего лишь ещё одним орудием…
А она, Ольтея, стала здешним богом, встав даже выше Хореса. Ведь кто ещё мог управлять чужим высшим жрецом?
Струйки дыма вились под сводами, затуманивая позолоченные коридоры. Слуги и нарядные чиновники бежали. Солдаты и тяжёлые инсурии сплотились, атаковали и сражались, яркие, как новые украшения: золото на белых плащах рыцарей веры, алый цвет имперской гвардии… Она наблюдала, как отряд из полусотни бойцов, усиленный тройкой магов, оборонял вестибюль, ведущий в зал для аудиенций. Снова и снова они ломали рыцарей веры, которые нападали на них, убивая так много людей, что те начали использовать мёртвые тела своих соратников в качестве импровизированных баррикад. И только когда Фраус Гарбсон, приближённый самого Силакви, носящий звание паладина веры, возглавил наступление, охрана была окончательно побеждена.
От их готовности умереть у Ольтеи перехватило дыхание. Ради неё, поняла она. Они пожертвовали собой ради неё и её семьи… Дураки.
Женщина видела — иногда мельком, а порой и более подробно — дюжину таких рукопашных схваток, отдельных очагов насилия, начавшихся во дворе и закончившихся здесь, во дворце. Защитники Ороз-Хора всегда были в меньшинстве, всегда сражались до последнего отчаянного момента. Она слышала проклятия и крики, которыми они обменивались, слышала рыцарей веры, умолявших своих врагов сдаться на их милость, уступить. Слышала имперских гвардейцев, обещавших гибель и проклятие за совершённое врагами предательство.